— Мэдди, дорогуша, если тебе там не понравится, я сразу же провожу тебя домой, — пообещал Питер.
— Ей понравится, — заверила Делла.
— Вы просто хотите, чтобы я увиделась с Гаем, — проговорила Мэдди.
Она почему-то чувствовала себя неловко. Гай написал ей через пару месяцев после исчезновения Люка и выразил свои соболезнования. В ответном письме она поблагодарила его и выразила надежду, что у него все хорошо и он в безопасности. Она действительно надеялась на это всей душой, но даже не предполагала, как много для нее значило его письмо. Весьма серьезным шагом с ее стороны было бы попросить Гая написать снова, но она не стала этого делать. Соблазн опереться на его спокойную дружбу был велик, однако Мэдди казалось, что это стало бы предательством по отношению к Люку и Айрис.
С тех пор она не слышала о Гае. Прошло так много времени. Да и захочет ли он разговаривать с ней теперь, после возвращения?
— Мы хотим, чтобы ты хоть раз вышла в люди. Это не имеет никакого отношения к Гаю, — отреклась Делла.
— Все равно он сегодня вечером работает, — добавил Ричард, выдыхая дым.
— О, — упавшим голосом произнесла Делла, выдав себя с головой.
— Позор, — возмутился Питер. — Он обещал угостить меня. Надо напомнить ему, что я не забыл его слова.
— А если отвлечься от Гая, — спросила Делла, — когда ты в последний раз была в клубе в темное время суток, Мэдди?
Вопрос был риторическим, и Мэдди не стала отвечать. Все прекрасно знали, что она не была в клубе уже несколько лет. А для чего? Чтобы постоянно оглядываться через плечо в мучительной смутной надежде, что Люк возьмет и снова удивит ее?
— Пора открыться миру, — провозгласила Делла. — Ты идешь, и точка!
Мэдди никуда не пошла. Она не сидела за столиком, когда Питер, Делла и Джефф приехали в бар и обнаружили, что Гай все-таки тоже заскочил туда по дороге из больницы домой. Она не видела, как Гай поднял глаза, увидел Питера и медленно улыбнулся. Она не растрогалась, когда Гай быстрыми шагами пересек бар и заключил Питера в объятия. («Ты бы не удержалась, — рассказывала потом Делла. — Я чуть не разрыдалась».) Она не слышала, как Гай поздравил Деллу и Джеффа со свадьбой и рождением детей, а потом спросил о ней, о Мэдди, поглядывая в ожидании на дверь. («Он надеялся встретить там тебя. Это было так очевидно», — заметила Делла.) Мэдди не увидела его по-прежнему четко очерченный подбородок и новые морщинки вокруг его глаз и не расчувствовалась слегка, потому что с возрастом он стал еще красивее. («Честно, Мэдди, просто божественен».) Она успокаивала проснувшуюся от страшного сна Айрис и радовалась, что осталась с дочкой, а не пошла в клуб.
Она увиделась с Гаем во второй половине следующего дня.
Оставив Айрис в гигантском фартуке печь с поваром печенье, она медленно пошла на холм, чтобы посидеть на своей скамейке в Висячих садах. После сезона дождей солнце, обжигая красный грунт дорожек, зеленые лужайки и розовые цветы, светило очень ярко. Мэдди обливалась потом под своей шляпкой-клошем. Платье свободного кроя липло к спине и шелковым чулкам. Она прикрыла глаза, подумав о предстоящем декабре в Англии — как же здорово немного померзнуть! — и о том, как приятно будет сейчас передохнуть в одиночестве на скамейке, снова и снова воскрешая поблекшие воспоминания.
Память, как обычно, унесла Мэдди в счастливое прошлое, но в какой-то момент она сказала себе, как говорила всегда, что пора идти домой. «Какой от всего этого прок!»
И в этот момент она услышала его голос прямо у себя за спиной.
— Здравствуй, Мэдди.
Безжалостно вырванная из мира грез, она вздрогнула и обернулась с колотящимся сердцем. Губы Мэдди сложились в беззвучное «о», когда она узнала заговорившего с ней человека. Гай.
Он улыбнулся, глядя на нее сверху вниз, и стали заметны все те новые морщинки, о которых говорила Делла. Сердце Мэдди дрогнуло. Нынешний облик старого друга семьи поразил ее. Бог весть, что ему пришлось пережить и повидать!
Сощурившись, она поднесла ладонь к полям шляпки и постепенно разглядела его целиком. На нем была не форма, а белый блейзер и фланелевые брюки. В руке — панама. И хотя Гай сильно похудел и щеки его впали, он все же он остался прежним. Мэдди поняла это по его улыбке, по полным обожания глазам. И улыбнулась в ответ с некоторой опаской, если не сказать больше, оттого, что он внезапно вторгся на ее заповедную территорию. А потом добавила, отчасти чтобы заполнить паузу:
— Какое приятное совпадение.
Впрочем, она почти не кривила душой, называя его «приятным».
— Это не совпадение, — признался Гай.
— Разве?
— Нет. Питер сказал мне, что ты любишь приходить сюда, — он посмотрел Мэдди в глаза. — Мне хотелось бы предупредить тебя, что не стоит ходить гулять одной, да только я еще хорошо помню, что вышло в последний раз, когда я так поступил.
Мэдди грустно усмехнулась, вспомнив тот случай, когда он перехватил ее на многолюдном базаре.
Золотистый шелк, который Люк купил ей тогда, лосих пор лежал у нее в ящике прикроватной тумбочки.
— Прости, я была тогда так груба. — сказала она.
— Я думаю, что, возможно, заслужил ту выволочку, — ответил Гай. — Я так рад тебя видеть, Мэдди.
— Я тоже рада тебя видеть.
— И ты теперь мама.
— Да. Айрис пять. С половиной, обязательно добавила бы она, если оказалась бы рядом.
Теперь засмеялся Гай. Он приблизился к Мэдди на шаг и спросил:
— Можно, я сюда присяду?
Она заколебалась. «Это место Люка», — чуть было не вырвалось у нее. Но все же Мэдди промолчала. Ведь это был Гай, верный друг, которого она постоянно обижала. А еще она и вправду очень устала от тоски и одиночества.
— Да, — ответила Мэдди, немного подвинувшись на скамейке. — Конечно, можно.
Глава 20
5-й королевский военно-медицинский реабилитационный госпиталь, 1920 год
Пятый королевский закрывался будущим летом. Джонс недавно вернулся в госпиталь. В начале 1918 года, все больше отчаиваясь и злясь на себя, что не может поправиться, он убедил Арнольда перевести его в учреждение другого типа: менее лояльное и комфортное, зато, как он надеялся, более эффективное. Арнольд попытался отговорить его от таких перемен, предупредив о жестокости электротерапии и опасности хирургического вмешательства, но Джонс настоял.
Весной 1918 года он уехал в переоборудованный приорат в Хертфордшире под опеку доктора Гиббона. Это был сущий ад. Когда два кошмарных года закончились, Джонс был рад до смерти. Он перенес мучительные процедуры, которые должны были снизить внутричерепное давление, бесчисленные сеансы шоковой терапии и гипноза. В завершение доктор Гиббон сказал ему, что сделал все возможное, все, что только было в его силах, и дал довольно оптимистичный прогноз. Джонсу пришла пора возвращаться в Суррей, ждать, смотреть и «проявлять терпение».
