— Идем, золотце, — настаивал Гай, не ведая, какой леденящий ужас наполнял душу его жены. — Поужинаем сами, ляжем пораньше. Если эта маленькая принцесса разрешит.
— Я не устала, — заявила Айрис.
Конечно, она не устала. Взбодрившись после сна (и, как подозревала Мэдди, почувствовав облегчение, что злополучный праздник остался позади), Айрис болтала всю дорогу домой о подаренном Питером игрушечном драконе, о том, когда она сможет открыть остальные подарки и как нарисует открытку Суйе и остальным в качестве извинения, что не было торта. Из-за этого у Мэдди не было возможности не только объясниться с Гаем, но и подумать, что ему сказать И, как в гостиной у родителей, она с волнением ждала, что Айрис упомянет Люка, спросит хоть что-нибудь о нем. Но девочка о нем не говорила. Просто решила забыть, что отец приходил. Мэдди почти жалела, что Айрис не говорит о Люке в присутствии Гая. Нет, ее буквально убивало, что даже Айрис делала вид, будто он совсем не важен! А он важен. Еще как важен.
Ей нужно было увидеться с ним. И она не могла ждать больше ни минуты. Куда они с Питером могли пойти? Мест не так и много, рассуждала она про себя, заходя в дом следом за Гаем и Айрис. Как только Айрис угомонится, она пойдет и найдет его. Гай, конечно, поймет, что ей необходимо это сделать. Да, конечно, поймет. Конечно.
Но ему это не понравится, чего греха таить. Натянутым от дурного предчувствия голосом Мэдди велела Айрис идти в детскую, чтобы они с Гаем могли поговорить о взрослых вещах.
Слышал ли ее слова Гай и понял ли их смысл, Мэдди не знала, но подозревала, что он неспроста немедленно предложил Айрис остаться с ними внизу подольше.
— Это ведь ее день рождения. Давайте сегодня вместе поужинаем.
— Правда? — воскликнула Айрис. И ее глаза загорелись от предвкушения. — Мне можно поесть с вами?
— Тебе ведь хотелось бы, правда? — уточнил Гай и принужденно засмеялся, как делал это всегда.
— А можно мне шампанское? — спросила Айрис.
— Лучше газировку с лаймом, — ответил Гай и повернулся к Мэдди: — Что скажешь? Только один раз.
— Пожалуйста, мамочка, — взмолилась Айрис. Впервые за весь день по ней можно было сказать, что она действительно довольна своим днем рождения. — Ну пожалуйста!
Мэдди сомневалась и была готова сказать «нет», но Айрис почти не дышала от восторга — и это после давешней истерики! Как было отказать дочери? «Ведь у нее день рождения!» И если бы Мэдди настояла на своем, не настроила ли бы она девочку против Люка?
Они ужинали на веранде при свете керосиновых ламп. Айрис с салфеткой на коленях во время всей трапезы была похожа на кошку, нализавшуюся сливок. А Гай, упорно сопротивляясь усталости — веки его набрякли и потяжелели, — твердил, что зря позвал на праздник всех своих друзей, а потом предложил Айрис отметить ее день рождения еще раз на следующий день, как предложила Делла.
— Я уйду на обед, и мы сходим поесть мороженое в «Си Лаунж».
— Правда? — воскликнула Айрис, переводя взгляд с Гая на Мэдди и проверяя, не почудилось ли ей.
Мэдди прекрасно все слышала и постепенно все больше раздражалась. Гай был не дурак; он наверняка понял, что Люк (куда бы он ни ушел) скорее всего захочет завтра увидеть свою дочь. Но теперь этого не захочет Айрис, даже если он попросит. (Каково это — просить о встрече с собственной дочерью! Мэдди было больно об этом думать.) Да и этот ужин! Он словно был задуман ради того, чтобы оградить их от Люка. Гай повел себя нечестно, выказывая Айрис благосклонность. Всё было нечестно.
— Правда, — сказал Гай Айрис. — Возьмем Эмили и Люси?
— Да, — еще больше обрадовалась Айрис, забираясь к нему на колени, — да, конечно.
Гай поцеловал ее в макушку.
Как по заказу, посыльный Гая лениво внес шоколадный торт, сверкавший шестью бенгальскими свечами. Его, видимо, передал повар родителей. Айрис наклонилась к торту, и ее восторженное личико осветилось сверкающими огнями. Она дунула на них. Гай сказал девочке, что она может загадать желание, и Айрис закрыла глаза и беззвучно зашевелила губами.
— Чего ты пожелала? — отважилась спросить Мэдди.
— Я не могу сказать, — ответила Айрис, одаряя лучезарной улыбкой не ее, а Гая, — потому что тогда желание не исполнится.
«Скажи же, — рвалось с языка у Мэдди. Ее терзало отвратительное подозрение, что желание касалось выбора папы. — Я не уверена, что хочу исполнения этого желания».
Когда бесконечный ужин закончился, было уже больше девяти вечера. Мэдди чудом удалось убедить Айрис, что ее усталость как раз такая, при какой пора отправляться в кровать, и увести ее наверх. Там она быстро — насколько это было возможно, учитывая, что Айрис умудрилась уговорить маму на кукольное чаепитие в честь своего дня рождения, — искупала дочку. Чай готовился из воды, в которой Айрис мылась. Затем Мэдди прочла дочурке короткую сказку и поправила простынку. Все это время Айрис ни словом не обмолвилась о папе с фотографии. Усилием воли Мэдди тоже заставляла себя молчать. Она не хотела и не имела права давить на девочку.
Только когда Мэдди нагнулась поцеловать малышку, смирившись с ее молчанием, Айрис вытащила изо рта палец и уже сонным голосом спросила:
— А куда он ушел, мамочка?
— Не знаю, — ответила Мэдди, поглаживая Айрис по голове. Ей полегчало. Даже больше, у нее гора с плеч свалилась — Айрис все-таки спросила.
— Я его увижу снова?
— А тебе хотелось бы?
— Не знаю, — ответила Айрис.
Мэдди изо всех сил постаралась скрыть свое истинное отношение к реакции дочери.
— Я уверена, ему хотелось бы увидеться с тобой, — сказала она.
Айрис повернулась на бочок и уютно свернулась калачиком.
— По-настоящему у него лицо красивее, — проговорила малышка.
— Да, — согласилась Мэдди, — лицо у него очень красивое.
— Но не такое веселое, — добавила Айрис, закрывая глаза.
— Да, — мягко произнесла Мэдди.
«Устами младенца».
— Спокойной ночи, мамочка.
— Спокойной ночи, — отозвалась Мэдди и снова поцеловала Айрис.
Задержавшись, чтобы опустить москитную сетку и погасить лампу, она вернулась к Гаю в твердой решимости сказать ему, что сейчас же отправляется на поиски Люка, и не дать ему снова увильнуть.
Гай сидел на ее кровати и смотрел на дверь, вероятно, дожидаясь ее прихода. Он был без пиджака и галстука, верхняя пуговица сорочки расстегнута. Теперь он не притворялся ради Айрис и выглядел совершенно разбитым. Впадины на щеках при свете лампы стали землистого цвета. Плечи опустились. Несчастная жертва крушения любви, всем своим видом требующая сострадания… Мэдди замерла, схватившись рукой за дверной косяк, понимая, что ее решимость немедленно поговорить улетучивается.
