И, судя по всему, нескольких святых тоже.
Потому что когда мальчишки повернулись, чтобы прислониться к башенке спинами, на них глядела дюжина пар глаз. У земли теснились качурки, а эти птицы обычно никогда не выходили на берег зимой. Маленькие святые, преданные огненной смерти, крылатые свечки в Средней Хижине. «Цыплята Богородицы», кружившие над душами утонувших моряков; «птицы-души», что хватали души суровых капитанов кораблей и убегали с ними по гребням волн.
Качурки, штормовые ласточки, искавшие укрытия с подветренной стороны судов, когда надвигалась буря.
К первым двенадцати присоединились ещё несколько, шаркая прямо по ступням мальчишек, даже залезая им на колени. Ни один из них не двинулся, разве что Дейви наклонил голову поближе к Куилловой, чтобы они могли расслышать друг друга.
– Что им надо? – спросил он.
– Укрыться, как и нам.
– Это знамение, не знаешь?
– Конечно. Их Дева Мария послала. На ужин.
– Но мне нечем их покормить!
– Дейви, – сказал Куилл, – ты, конечно, самая яркая звёздочка на небосклоне твоей матушки, и я нежно тебя люблю, но… ужинать будем мы, а не они. – И он осознал, до чего же давно не смеялся.
Они хватали по две птицы разом с ловкостью истинных птицеловов, которой и карточный шулер позавидовал бы. В попытке свернуть им шеи плечо Куилла предало его, так что он совал их головы себе под бедро и надавливал всем весом на каждый хрупкий череп. Он чувствовал через портки кровь – теплее дождя. Они едва ли заметили, когда начался дождь, но совсем не огорчились ему; от дождя птицы взлетали медленнее и поймать их становилось легче. За две минуты они обеспечили ужином всю команду, а бульона им теперь хватит на много дней вперёд.
Решив, что ещё больше качурок будет укрываться с подветренной стороны других клейтов, они уложили обмякшие тельца в каменную башенку и отправились к следующей, чуть дальше от Хижины.
Наградой им послужили ещё сорок качурок, стоявших подобно прихожанам у алтаря со втянутыми в плечи головами.
– Смотри, Куилл! Смотри! – окликнул Дейви и показал зажатый между костяшек рыболовный крючок – чтобы быстрее хватать птиц и убивать их.
Огонь в море. Искра. Вздымающийся в небеса костёр. И теперь качурки – словно дар, посланный из самого сердца моря! Знамения проливались словно дождь, застилая мальчишкам глаза и крича им в уши: «Всё должно быть хорошо, и всё будет хорошо, и всё, что бы ни было, будет хорошо!..»
[6]
…Вот только качурки укрылись от чего-то более жуткого, чем дождь, или зимний холод, или бабкины сказки. Они тоже могли читать знамения – в облаках, в беспокойном море, в собирающейся далеко в Атлантике опасности. Инстинкты говорили им, что надвигается буря, от которой весь мир завертится, словно флюгер.
Теперь она вышла из укрытия, разрывая верёвку горизонта, отделяющую небо от моря, и устремляясь к Сент-Килде, словно намеревалась погрузить каждый остров и Стак на дно морское. Сам океан покрылся чешуйками от ударов дождя, извиваясь и вздымаясь: уже не океан, а дракон – Пожиратель Мира, который, как гласили мифы, лежал на дне моря, а чрево его было полно огня. Молнии-трезубцы ударяли и вонзались в его плоть, но это лишь разжигало в драконе ещё большую ярость. Хотя дождь уплощал дальние гребни волн, когда эти волны достигали Стака и разбивались об него, их брызги взмывали в воздух на сотни футов с шумом, подобным пушечной канонаде. На Хирте буря сдирала бы с пляжа белый песок, солому с крыш домов, дёрн с горных склонов. Между молнией и раскатами грома уже не было промежутков, они превратились в один бесконечный каскад света и грохота.
На вершине Стака Воина буря погребала каменистые склоны под водопадами ледяной воды, смывая мёртвых качурок во тьму, смывая помёт со скал и снова делая их чёрными. Только когда молния разрезала небо, Куилл и Дейви могли разглядеть друг друга или увидеть, куда поставить ногу, положить руку. Они не осмелились пробираться в укрытие Верхней Хижины, хоть до неё и было всего минут двадцать подъёма. Они остались прятаться, скрючившись, за клейтом, Дейви сидел у Куилла между коленей, обнимая руками оставшихся качурок, словно крошечных сморщенных младенцев.
Так что Куилл увидел, как ладошки мальчика разжались, став похожими на морские звёзды, ярко-белые в свете молнии.
– Я выронил его! – ахнул Дейви и начал вырываться. – Я выронил Железный Перст!
– Не страшно.
– Нет! Нет! Это же Железный Перст! Он волшебный! А я его выронил! Я его Хранитель, и я его выронил! – И он начал хлопать по земле вокруг себя, в ужасе, в панике, в отчаянии.
– Найдём его попозже, друг. Не выходи из укрытия.
– Нет! Нет! Дождь смоет его! Я должен его найти! – И Дейви уполз из-под защиты их маленькой каменной башенки – искать рыболовный крючок на склоне горы в полной темноте.
– Дейви. Вернись. Сюда. Сейчас же!
«ВОН ТУТ», – сказала молния, указывая своим огненным скипетром на Стак Воина, чтобы высветить кусочек кривого металла на голой скале, омытой дождём. Дейви набросился на него с беспредельной радостью, подобрал и в победном жесте вскинул кулак с зажатым в нём крючком вверх, чтобы Куилл посмотрел. Он раскрыл рот и начал что-то кричать.
С таким же победным ликованием ветер подхватил Дейви – и поднял его высоко, высоко в воздух, так что на мгновение показалось, будто он сам встал на крыло: птицелов превратился в птицу. Но потом ветер швырнул его на Стак. Шум должен был раздаться невыносимый: треск плоти, и костей, и черепа. Но там, где стоял на четвереньках и таращился во тьму Куилл, гул бури стирал все звуки.
Вниз лицом, прижавшись животом к камням, неуклюже, как выбирающийся на берег тюлень, Куилл пополз по земле, и без света ощущая каждую впадину, возвышение и трещину. Каждый разряд молнии словно оставался выжженным отпечатком в его мозгу, но в следующей за ним темноте этот образ угасал и покидал его. В какой-то момент он обнаружил, что пытается нащупать противоположную сторону канавы, только чтобы следующая вспышка молнии осветила тошнотворную пустоту под его подбородком.
– Я иду, Дейви! Я иду, друг! Держись! – крикнул он, но едва мог расслышать собственный голос, не говоря уже об ответе. Ветер наполнил куртку и потянул за неё с такой силой, что Куилл почувствовал себя практически невесомым.
– Я иду, Дейви! Оставайся на месте!
Рукой он нащупал мальчишеский башмак. Прошло долгое время, прежде чем вспышка молнии осветила обутого в него мальчика.
Дейви ударился о камни не лицом. На его лице не было ни ссадин, ни царапин, только кровь сочилась из носа и рта. Его ноги лежали под невозможными углами к телу, но он приземлился – или соскользнул – в неглубокую впадину, так что хищный ветер не смог вытащить его и поглотить свою добычу. Он мог лишь трепать длинные волосы мальчика, бросая их ему в лицо. Однако впадина была полна воды, и тело Дейви было температуры рыбы на разделочном столе. Его нужно согреть. Нужно обсушить. Нужно унести в укрытие. Нужно, чтобы он был жив. Всё остальное было немыслимо.
