— Имеешь право, — стянул я полотенце и принялся обтираться.
— Иди сюда, — проследила она за мной, — у тебя кровоточит рана.
Рука и правда выглядела не очень, шрамы наверняка останутся.
— Скажи, Энди, — приблизился к ней и опустился на колени, — ты себе вообще как-то представляла отношения с самцом?
— Ты сел, чтобы я тебе залатала, или порычать?
— Порычать я мог и издалека, — сдвинул я брови, но только чтобы не заулыбаться — такая она была… В общем, не мог на нее злиться.
— Я не собиралась заводить отношения, — потянулась она к моей руке, деловито покрутила ее, рассматривая, и уложила себе на колени. — Ты издеваешься? С таким диагнозом и без родословной.
— Да неужели? Что, прямо все такие элитные и с запросами?
— Я не копалась в куче женихов, — зло передернула она плечами. — А в академии не до этого было…
— Ладно, а теперь?.. — И я прижал ее порхающую с антисептиком ладонь к своей руке.
— Ничего не поменялось, Рейн, — подняла она на меня взгляд, и в голове снова все будто розовым туманом подернулось, а в груди сладко заныло. — Я думаю, что ты все же и правда герой… Думала о тебе прошлой ночью, чтобы не падать в эту пугающую темноту… Я бы на твоем месте поступила так же. Ты пытался спасти стольких детей, а скольких спас… И я тебе точно не нужна.
— Я, видимо, не очень доходчиво объяснял там, в душе, — выпустил ее руку.
— Черт, это же просто секс! — возмутилась она.
— Что?! — оскалился. — Энди, у меня такого секса в жизни не было! Я никого так не хотел, как тебя!
— Ну мало ли чего у тебя еще в жизни не было!..
— Много всего было, Энди! Я почти вдвое старше тебя!
— А у меня — нет! Может, я погулять хочу!
— Погулять? — поползли мои глаза на лоб.
— Ну да! Вот закончу академию, пойду во все тяжкие…
— Я тебе пойду, — рыкнул я, зверея. — Пойдешь, куда хочешь, только в качестве моей женщины!
— Виммер обещал…
— Зато я ничего не обещал, — прорычал пополам со словами. — Никто мне не запретит перекинуть тебя через плечо и забрать себе!
— Ну еще бы! — взвилась Энди. — Ты же у нас со связями, а меня можно в любую клетку запихнуть и отдать очередному герою!
Я схватил ее и дернул себе на колени, срывая с нее полотенце. И снова короткий эпизод войны завершился ее полным поражением поперек моих коленей.
— Я буду твоим единственным, — склонился к ее уху и звонко шлепнул по голой заднице. — И никому тебя не отдам, поняла? Не слышу!
— Пусти!
— Не слышу ответа! — повысил голос. — Тебе понятно?!
— Да, понятно! — стукнула меня по ноге. — Пусти!
— Убью, Энди, — собрал ее волосы на спине и потянул на себя. — Только попробуй лечь под кого-то…
Она затихла, загнанно дыша, а я и сам замер от неожиданности — не знал, что зверь у меня такой ревнивый. Эмму я и не думал ревновать, даже мысли не было. С этой же все как в первый раз. Я помог ей подняться, даже не дернувшись на антисептическую салфетку, что она в меня запустила.
— К Джастису я пойду одна! — выпалила мстительно и хлопнула дверью ванной.
***
Меня всю трясло. Но не от страха. Внутренности будто с ума сошли — от глотки до пупка их забило тучей бабочек! И они толклись в легких, щекотали сердце и кружили в солнечном сплетении, вызывая то ли приступы тошноты, то ли идиотского восторга. И все это было не мое. Я будто со стороны смотрела на все и снова не имела доступа к пульту управления!
Зеркало несогласно пялилось на меня блестящими глазами. Да что со мной?! Мне никогда никто не был нужен! И с этим самцом я просто ради выгоды и спасения шкуры! Слышишь?!
В груди заворочалось недовольное рычание.
— Ты забыла, как он тебя использовал?! — зашептала я зло.
Забыла. И я тоже. Потому что это было будто столетие назад. А теперь он носится со мной, прячет от пуль, успокаивает ночами…
«Он выбрал тебя. Не дочь», — возразило откуда-то изнутри — я аж вздрогнула. Просто чувство слов, а не сами слова, но я понимала их отчетливо.
— Эй… — оперлась на раковину и всмотрелась в свое лицо. — Ты кто?
«Ты».
— Я с ума схожу…
«Нет».
И такое спокойствие разлилось в груди, что даже двигаться не захотелось никуда.
— Я боюсь…
«Жить. Хочу жить».
Пожалуй, все же надо сходить к Джастису. Я отстранилась от зеркала, костеря себя за то, что не захватила шмотки, ну внутри с готовностью возразили, что так даже лучше — пусть попускает слюни.
— С твоей логикой все, что нужно в жизни, это чужие слюни по твою душу? — проворчала я тихо.
«Задницу», — педантично поправили меня. Да так это вышло неожиданно, что Рейна я встретила с глупой усмешкой, чего моя вторая сущность, видимо, и добивалась. Он сузил на мне вопросительно глаза, опустил взгляд вниз, ошпарив им стопы почти осязаемо, и медленно поднялся вверх.
Наверное, будь я более ушлой, обрадовалась бы раскладу. Как ни крути, все дороги для женщины в Клоувенсе ведут под самца. Истинных вообще не спрашивают. И только такие, как я, которых эти напыщенные коты считают дефектными, могут по-настоящему выбирать, оставаясь сами по себе. Но нет же — законодатели сделали все, чтобы превратить нашу жизнь в жалкое существование, заставить чувствовать себя ущербными, раз не соответствуем ни одному критерию породистой самки. Для меня интерес Рейна мог бы стать благословением… Только на какое время? Детей у меня быть не может, а этот ушел даже от самки с собственным детенышем. Что ему стоит вильнуть завтра так же хвостом? У меня нет никаких гарантий. С другой стороны, я научилась думать о будущем не так давно, ведь каждый день на улицах мог стать последним.
Рейн, похоже, тоже был весь в своих мыслях. По крайней мере, мы больше не ругались друг с другом. Собрались в тишине и направились в медицинское крыло.
Рейна сразу же обругали с ног до головы за равнодушие к собственной конечности, а я сидела на кушетке в ожидании Джастиса и ловила себя на странных порывах кинуться на неугомонный медперсонал защищать своего самца. Он же из-за меня рисковал. Но я только удивленно молчала.
— Привет, — вошел в смотровую доктор Карлайл. А с за ним — ослепительная блондинка. — Это Робин.
— Привет, — улыбнулась мне девушка вежливо.
— Привет, — растерялась я.
— Ты завтракала? — поинтересовался док.
— Жду вот, — кивнула я в сторону соседней процедурной.
— Пойдем позавтракаем? — вдруг кивнул он на двери.
— Нет, — даже не задумалась я, а к голосу примешалось рычание.