— …Нет! Не надо! — доходит до сознания ее вскрик, вспарывая кровавую пелену перед глазами, и я обнаруживаю, что Энди крупно дрожит в моих руках.
Ребра девушки расчерчены тонкими нитями следов от когтей, взмокшая кожа скользит под пальцами, а подушечки все еще бьет остатками ее очередного оргазма. Но никакого удовольствия она точно не испытывает — скорее, животный страх. И, подтверждая это, Энди отползает от меня при первой возможности.
— Не приближайся, пожалуйста, — выдохнула она сдавленно.
Кое-как выпрямилась и, убежав в ванную, хлопнула дверью. Но даже через шелест воды я услышал, как разрыдалась. Не выбить двери к ней стоило многого. Зверь метался внутри, желая получить подтверждение того, что самка усвоила урок, и мне не за что было его винить. Но в то же время я представлял, каково таким же девушкам, проданным в рабство. И готов был перегрызть себе вены, чтобы хоть как-то искупить вину, пришедшую на место дикого вожделения.
Ноги подкосились, и я медленно опустился на пол, закрывая глаза. Жадный вдох заполнил легкие, и я с трудом напомнил себе, что все эти жертвы неизбежны. Я ведь не знал, что так случится… Только не думал, что обреку и себя, и эту девочку на такой ад.
И нет пути назад.
Глава 5
Я же всегда могла себя собрать…
Чего только не случалось со мной на улице! То добычу чужую вдруг уведешь, то кошелек подрежешь не у того, то в нос зарядишь кому-то, кто сильнее, и все, что пропустил в жизни — твой удар… потому что не ожидал прыти от пигалицы. Сколько поломанных костей, шрамов, затянувшихся ссадин… Но я всегда вставала. Потому что было понятно, предсказуемо, а почерк жизни я узнавала везде и выучила его рано. Законы жизни у таких, как я, несложные.
Только тут все оказалось каким-то нечитаемым… Как можно подставлять задницу этому мужчине, сходить с ума, когда он бьется в мое тело, как сумасшедший, что не видит иного выхода?! Мне же противно должно быть! Я не должна вообще ничего чувствовать, кроме желания перегрызть ему горло. А я только боюсь и позволяю ему все… Хотя раньше лучше бы сдохла, чем позволила творить с собой такое. Будто сейчас и не я это вовсе…
Зеркало тоже удивило — не ожидала, что на лице не отразится весь этот ужас, даже наоборот — глаза блестят, щеки горят, будто я и вправду занималась чем-то настолько великолепным, о чем и мечтать стыдно.
Отвернувшись, я направилась в душ. Не знаю, сколько простояла под горячей водой, когда почувствовала чужой пристальный взгляд. Даже не открыв еще глаз, я поняла — Рейн смотрит на меня. От этого понимания пробило ознобом.
— Вылезай…— приказал он глухо голосом, полным непонятных мне эмоций.
Не помню в своей жизни мужчину, которого бы вдруг так испугалась разозлить…
Я выключила воду и повиновалась. Забота с его стороны обескуражила. Я пришибленно замерла под полотенцем, которое он накинул мне на плечи, и съежилась под ним.
— …Пошли, обработаю царапины, — кивнул он.
— Я не боюсь царапин, — посмотрела в его глаза.
Сейчас почему-то смотреть в них могла. Рейн был полон каких-то противоречий, которые меня и пугали. Его невозможно предсказать… Понятно, что я его совсем не знаю… Но раньше моя жизнь зависела от того, как я разбиралась в тех, кто стоял передо мной. Этот же зашифрован. Смотрел, будто кинется… или схватит и прижмет к себе снова, чтобы согреть. Я не понимала, что произойдет в следующий момент.
Он стянул с меня полотенце и, уложив на кровать, замер.
— Мне холодно, — поежилась я. Было дико неуютно от того, что не видела Рейна. — Можно быстрее?
Дыхание сперло от прикосновения его горячих пальцев к позвоночнику.
— Откуда это все у тебя? — тихо потребовал он.
— Что именно? — передернула я плечами.
Моя кожа хранила много всего из того, что давно вылетело из памяти.
— Моя жизнь не всегда складывалась так сказочно, как сейчас, — усмехнулась я и тут же зашипела от антисептика, подпалившего россыпь царапин.
— И как она складывалась?
— Что ты хочешь знать?
— Откуда столько шрамов?
— Я не собираюсь быть с тобой так долго, чтобы рассказать о каждом…
— Вот этот, вдоль позвонка… глубокий…
— Я не хочу вообще с тобой разговаривать, Рейн.
— Тогда я буду тебя трахать, — и он резко вдавил меня в матрас, запуская пальцы под полотенце, между ягодиц и ниже…
Его грубость имела какой-то обратный эффект. Во рту пересохло, и я с трудом сглотнула, напряженно вздыхая.
— Нож, — дернулась я, прокашлявшись, и получила в награду новую жгучую порцию антисептика. — Немного не достал до позвоночника. Не повезло оказаться между охотником и целью…
— В смысле? — не отставал он.
Руку из-под полотенца убрал и принялся водить пальцем вдоль позвоночника. Простое движение, но он… он будто искал кнопки управления мной. И находил.
— Примкнула к одной босоногой банде в двенадцать лет. Казалось, так прокормиться будет проще. Мы обворовывали небольшие магазины, иногда нападали на доставщиков продуктов. Один оказался зубастым, а мой напарник по шухеру — с ножом. А я просто растерялась, не дала ему ударить им доставщика, но сделала вид, что оступилась… — Рейн уже не обрабатывал царапины — он гладил мою спину. И это нервировало сильнее, чем если бы он меня ударил. — Потому меня хотя бы доставили в больничку. Так бы прибили… Перестань…
Я поднялась, отодвигаясь от его руки, и обернулась. Рейн сидел на коленях с антисептиком. Его взгляд снова пустил волну зябких мурашек по следами от его горячих пальцев.
— …Я оденусь, — встала с кровати.
— Тут же не холодно.
— Мне холодно. Мне везде холодно.
Я подхватила свой рюкзак у входа, любезно доставленный тюремщиками Виммера, и направилась в ванную.
Когда вышла в одежде, у дверей стоял тип с тележкой, Рейн — у стенки с руками за спиной под прицелом двух охранников. Хорошо они с героем обращаются… Хотя чего от них ждать после того, как поступили со мной?
Я не решилась шагнуть в комнату, застыв у дверей, но на меня особо и не взглянули, будто я просто деталь интерьера. Охранники дождались, пока доставщик выйдет, попятились в проход и закрыли двери.
Рейн глянул на меня, повернув голову:
— Садись на кровать.
— Может, ты перестанешь мной командовать?! — взорвалась я. — Я не видела в своем договоре строки «Выполнять все его приказы»!
— Может, и перестану, — усмехнулся он. — Только тут садиться некуда, чтобы поесть. Ты не ела весь день…
Не поспоришь.
Рейн направился к тележке:
— …Тебе есть, что праздновать сегодня?
