Я представила себе его безжизненное тело на полу вместо тела Сандры. Мой воспаленный разум наполнился мрачными фантазиями о том, что Брэма убили вместо нее.
– Хватит. – Фелисити щелкнула зажигалкой Брэма, и пламя вспыхнуло. Она бросила зажигалку в вырытую яму, и когда маленький огонек коснулся маски, она заполыхала. В нос тут же ударил запах горящей резины. Я посмотрела на маску, на отвратительное сморщенное белое лицо, уставившееся вверх. Но вскоре огонь охватил его полностью, резина съежилась и вздулась пузырями.
Сирены звучали так близко, что казалось, будто они завывают у меня в голове. Холод леденил мои щеки, царапая кожу. У меня закружилась голова. Я чувствовала себя совершенно беспомощной. Кто знал, что игра закончится именно так? Я огляделась, чтобы посмотреть, не чувствует ли кто-нибудь еще себя так же ужасно. Но я видела только лица чудовищ.
Я наклонилась, и меня вырвало прямо в снег.
41
Я СНОВА была в своем прежнем доме, на той же кухне, в том же кошмаре. И он был там. Мы бились на полу, но как бы я ни сопротивлялась, мы всегда оказывались в одной и той же позе: я лежала на спине, а человек в маске – сверху, его колени прижимали меня к полу, одна рука удерживала мои руки, другая – направила на меня нож.
Обычно мне снился один и тот же сон, но на этот раз все шло по-другому. На этот раз я перестала сопротивляться. И когда его нож опустился, я позволила ему пронзить грудь. Человек вложил в удар всю свою силу, наклонился ко мне, приблизив свое резиновое лицо к моему. Но как бы глубоко ни вошел нож, я ничего не почувствовала. Это нападающий издавал гортанные стоны. Кровь сочилась сначала между его мертвенно-бледными губами, потом обильно полилась из глаз, капая мне на лицо.
Я проснулась с мокрым лицом, запутавшись ногами в простынях. Коснувшись пальцами щек, я была уверена, что они окрашены кровью. Но это оказался всего лишь пот. Или слезы.
Я глубоко вздохнула, но у меня перехватило горло при взгляде на изножье кровати. Там стоял Мэтью Маршалл. А рядом с ним – Сандра.
Они стояли бок о бок и смотрели на меня, будто жених с невестой на самом жутком в мире свадебном торте. Совершенно неподвижные, лишь истекающие кровью, которая сочилась сначала струйками, а потом полилась водопадами.
– Кричи, – приказала мне Сандра.
Она поставила одно колено на кровать, затем – другое и направилась ко мне, капая кровью на мое одеяло. Сандра ползла, пока не добралась до меня, выпучив глаза, растянув губы в широкой улыбке, показав кроваво-красные зубы.
– Просто… закричи.
Так я и сделала.
Я закричала так громко, что мама прибежала в комнату, чтобы успокоить меня. Она схватила меня за плечи и встряхнула. Или, возможно, я сама тряслась. Я не знала точно. Я не понимала, то ли мне это приснилось, то ли ко мне явились призраки, то ли я умерла и попала в ад. Я ни в чем не была уверена, кроме того, что Мэтью и Сандра, стоявшие в изголовье моей кровати, исчезли.
– Это моя вина, – проговорила я сквозь слезы и шмыгнула носом.
Мама вглядывалась в мое лицо, на ее собственном лице отразились беспокойство и растерянность.
Мне требовалось прояснить ситуацию. Ей нужно было понять.
– Это я виновата в их смерти!
– О, дорогая, нет.
– Да, это так. Сначала Мэтью, теперь Сандра. Сандра умерла из-за меня. Сандра умерла…
Мамины крепкие объятия прервали меня на полуслове. Она шикнула на меня, откинула мои волосы назад и прошептала мне на ухо слова утешения.
Но она не понимала.
По жестокой иронии судьбы Сандра получила то, о чем всегда мечтала: в школе о ней только и говорили. Несколько человек полагали, что она находилась под кайфом (иначе зачем ей вздумалось лезть на крышу?) и, должно быть, споткнулась и упала. Некоторые предположили, что она выбросилась в окно в каком-то заключительном порыве драматической муки. Но большинство людей верило во что-то другое. Что с ней на крыше был человек в белой резиновой маске. Что Сандру толкнули.
В тот вечер по хижине бегало много людей в масках, все их видели. Но некоторые свидетели событий клялись, что в момент, когда Сандра приземлилась посреди большого фойе, они подняли глаза и увидели призрачное, неподвижное лицо, уставившееся на них сверху.
Я допускала вероятность любой версии событий и в то же время ни во что до конца не верила, представляя себе все возможные варианты падения Сандры, пока окончательно не зациклилась на этом. Физически я присутствовала в школе, но ходила по коридорам, будто некое существо из фильмов ужасов Джорджа Ромеро, без труда демонстрируя идеальную походку зомби.
Нас собрали, чтобы обсудить случившееся с Сандрой. Это было только начало. Прежде чем выйти на сцену, ЗамуДище отвел меня в сторону и сообщил, что планируется еще одно собрание в память о Сандре, подобающая случаю панихида, и если я хочу выступить на ней, мне следует подготовить речь.
– Я знаю, как близко вы с ней дружили, – добавил он, нахмурившись.
Должно быть, я рассеянно кивнула, потому что ЗамуДище ответил «Отлично», а затем вышел на сцену, чтобы рассказать о нашей школе, потерявшей одну из своих «самых ярких звезд» в трагическом происшествии.
В переднем кармане моей сумки зажужжал телефон, и я наклонилась, чтобы достать его. Очередное сообщение от Фредди с вопросом, как у меня дела, и предложением поговорить. Он буквально забросал меня сообщениями, но все они остались без ответа. Я не хотела общаться ни с ним, ни с кем-либо еще из членов клуба. Последние остатки веселья и игривости в Клубе поклонников Мэри Шелли умерли вместе с Сандрой. Если в нем вообще когда-либо было весело или игриво.
* * *
Я переходила с урока на урок, размышляя, не стоило ли мне последовать совету мамы и остаться дома. Во время занятий на факультативе по искусству наш преподаватель, Пол, сказал, что нам следует выразить все свои эмоции любым способом и через любые средства. Сидевшая слева от меня девочка, которая не переставала плакать с самого начала урока, вырезала из бумаги разбитое сердце. А справа от меня мальчик рисовал Дэдпула
[34].
Я направилась в кладовку, притворившись, что мне требуются материалы, но по большей части просто искала тихий уголок и немного покоя. Место, где мне не пришлось бы крепиться духом или выражать грусть. Я уставилась на полки перед собой, оцепенев от вины и горя.
Вскоре в кладовку следом за мной кто-то вошел. Конечно же, это оказалась Лакс.
– О, – проговорила она. – Ты.
– О, – ровным голосом ответила я. – Я.
Я ожидала, что она скажет мне какую-нибудь гадость. Например, что мои веснушки кажутся ужасно большими на моем, вероятно, бледном лице. Или что моя школьная форма выглядит так, будто все еще валяется на полу в моей спальне. Но Лакс только натянула лыжную шапочку, поправив ее так, чтобы край проходил точно посередине ее лба. Ее обязательный головной убор лишь усилил мое чувство вины.
