– Что? – Джорон почувствовал, как по его спине течет холодный пот.
– Пой, Джорон Твайнер.
Он знал, какую песню имел в виду ветрогон, и она мгновенно возникла в его мыслях. Он уже пел ее, когда все казалось безнадежным. Пел в тот день, когда появился аракесиан, чтобы спасти их от «Охотника старухи», и Джорон знал, что некоторые члены команды считали, будто именно он его призвал. Совпадение, вот правильное слово, которое определяло то, что произошло тогда. Однако здесь и сейчас, рядом с ветрошпилем, с чуждой песней, что сплеталась в его сознании, он уже не был так уверен в своей правоте.
Песня – в тот момент, когда Джорон о ней подумал, он стал слышать ее более четко, она звучала внутри него: гармония, резонанс, набор странных нот, обвивавших матросские и другие, с которыми он вырос и пел вместе с отцом, и здесь, рядом с ветрошпилем, песня становилась неодолимой. Мысль о ней была слишком сильной. Джорон открыл рот и запел сильным тенором. Ветрогон тут же присоединился к нему жутковатым контрапунктом, но Джорон знал, что уже не нуждается в его поддержке. И в поддержке остальных ветрогонов, хотя они запели вместе с ним.
«Вижу мир тьмы, чувствую давление камня, тяжесть вечности и времени, воды и смерти».
На подушке леса, где собирался враг перед атакой, которая должна была смести их, как плавник мощной приливной волной.
– Готовьтесь! – закричал Колт. – Будьте готовы!
Люди вокруг Джорона, женщины и мужчины, продолжавшие петь, готовили оружие. Их, как и его, захватила песня, звуки вращались вокруг них, и казалось, хотя такого не могло быть, они не замечали, что поют странный и чуждый мотив. Собравшиеся в круг ветрогоны вскрикивали от страха, их нетерпеливая мелодия присоединилась к песне ветрошпиля, заполняя разум Джорона и срываясь с его губ.
Враг атаковал.
Их ряды дрогнули.
Они упали.
Они упали все.
Земля задрожала, ушла у них из-под ног, и они начали падать. Вершина ветрошпиля раскачивалась из стороны в сторону, точно мачта корабля, попавшего в шторм. А затем раздался звук, подобный тому, что издал бы самый огромный дуголук, какой когда-либо построили люди, и земля между Джороном, его детьми палубы и врагами треснула. Из длинной зигзагообразной расщелины вырвались шипящие струи пара и жар, а еще…
Свет
Свет
Свет
Что-то поднималось снизу. Шум, запах, внезапность были так огромны, что песня исчезла, и все звуки унеслись. Опустившаяся на них тишина казалась вечной и опасной. Затем в поле зрения Джорона появилась голова ветрогона.
– Пой! – каркнул он ему в лицо. – За жизнь, пой! – И Джорон открыл рот и запел, продолжая песню. – Все пой! – Голос ветрогона казался отчаянным, яростным и пугающим одновременно. – Все пой!
– Все! – закричал Джорон. – Пойте вместе со мной!
И они запели – сильная Анзир, миниатюрная Фарис, яростный Колт и все, кто остались от его команды, присоединились к Джорону, продолжили песню, а из трещины в земле появился кошмар. Подобное существо Джорон видел только однажды. На пляже, вместе с Миас, яростной и бесстрашной, она предупредила, что к такому не следует приближаться, даже несмотря на то, что у них внутри нет костей.
Тунир.
Чудовище покрывал мокрый свалявшийся мех, у него не было лица и глаз, или… Джорон не мог отвести взгляда от странных ног и того, как они сходились в округлом туловище. Если бы оно не двигалось, Джорон не поверил бы, что оно живое, столь непохожее на любое существо, которых он видел прежде. Это жуткое зрелище привлекло все взгляды, женщины и мужчины застыли на месте, парализованные первобытным страхом. Джорон мог лишь продолжать петь и своим примером сумел помочь остальным не прерывать песню. На мгновение ему показалось, что его обманули, что ветрогон так поступил, чтобы убить всех, ведь пение вызвало ужасное существо, которое двигалось мелками отрывистыми шагами.
И его привлек Джорон, самый громкий и сильный певец. Чудовище остановилось перед ним, его запах перебивал вонь умиравшего леса – жар, возраст и болезнь, и разложение, – но он отличался от природного гниения леса. Это было нечто неправильное, существование которого противоречило здравому смыслу.
Когда чудовище остановилось напротив Джорона, он сумел побороть страх и принялся разглядывать тунира. Мех покрывал не всего зверя, как показалось ему сначала, а только хребет. Мех завивался, ряд за рядом, первые казались обычными, они прилегали к телу, а дальше вставали дыбом, появлялись заостренные полосы, которые походили на серию шипов, готовых проткнуть Джорона, потом снова шли гладкие блестящие полосы. Затем они менялись местами – постоянный, непрерывный процесс – жуткий завораживающий ритм. Хребет двигался с периодичностью дыхания, Джорон разглядел влажную блестящую кожу, красную внутри черного.
Он приготовился к смерти. Однако он не хотел умирать на спине этого зверя. Джорон боялся, что никогда не увидит огня Старухи, если так случится.
– Тунир!
С другой стороны поляны, наполненное ужасом, прозвучало имя зверя. И как будто оно было магнитом, чудовище отвернулось от Джорона, двигаясь невероятно быстро, и в следующее мгновение оказалось среди вражеских детей палубы, и те начали умирать. Лапы с шипами наносили удары, пока сам зверь извивался, уходя от самого разного оружия. Однако люди были не подготовлены к борьбе с таким существом. Половина побежала, другая стала сражаться – те, кто сражались, умерли первыми.
– Ветрогон готов, – прокаркал он. – Бежать. Мы сейчас бежать.
Под крики умиравших Джорон, его дети палубы и собравшиеся вместе ветрогоны побежали вниз по склону, стараясь не думать о том, что осталось у них за спиной, обращая внимание лишь на то, что оказывалось перед ними. Они надеялись, что корабли Брекир ждут их на берегу. Надеялись, что встретят в лесу не слишком много врагов.
Крики у них за спиной ясно показывали, что возвращение назад рассматривать не стоит.
16
Глубокие порезы нечувствительны
Лес на дальней стороне острова был тернистым, как кожа, оказавшаяся под воздействием гнили кейшана. Предплечья у Джорона чесались. Они бежали по разнообразному ландшафту, проносились по открытым участкам, где уже появились первые лучи Глаза Скирит, побеждавшие темноту. Проступавшая на небе голубизна казалась неправдоподобно здоровой по сравнению с коричневым, загнивавшим лесом.
Земля, по которой они бежали, была устлана мягкой, проминавшейся под ногами растительностью, из-за которой они постоянно скользили, попадали в темноту, в непрерывный коричневый дождь из падавших листьев. Лес нигде не расступался полностью, чтобы они могли увидеть, что бегут к своим людям и кораблям или впереди береговая линия, где их поджидают полные ярости враги, мечтающие о мести.
Сколько они продержатся в таком случае?
Недолго.
