…Первыми на берегу Сулы появились гридни Олега Святославича. Привстав на стременах, князь внимательно осмотрел раскинувшийся за рекой огромный половецкий стан и отправил гонца к другим князьям, извещая родичей, что враг обнаружен. К Суле подходили конные дружины и пешие полки, появились Мономах и Святополк. Половцы вели себя тихо, ничем не обнаруживая тревоги по поводу появления вражеского войска. Дымились костры, паслись табуны коней, степняки не спеша ходили к реке за водой и спокойно возвращались обратно. За водной преградой кочевники чувствовали себя в безопасности, поэтому поведение их было беспечным и неосторожным. Шарукан, Боняк и Таз сидели в шатре хана Сугра, лакомились бараниной и подсчитывали будущую добычу. Царила идиллия, но князья знали, насколько обманчиво это впечатление – достаточно нескольких минут, чтобы половецкие воины вскочили на коней, развернулись в боевой порядок и устремились в битву.
Мономах предложил с ходу атаковать врага. Владимир Всеволодович хорошо помнил, как внезапная атака переяславской дружины на Трубеже привела к разгрому орды Тугоркана. И хотел повторить этот маневр на Суле. Князь серьезно рисковал, поскольку не вся русская рать сосредоточилась на берегу, но и ждать, когда соберутся полки и дружины, было опасно. Увидев сосредоточение войск противника, половцы могли приготовиться к битве. Князья согласились с Мономахом, и в 11 часов утра русские дружины начали переправляться через Сулу.
Тяжеловооруженная дружинная конница смяла охранявший брод половецкий заслон и ворвалась во вражеский стан. Эта атака застала степняков врасплох. Сидевшие у костров половцы побросали свои дела и побежали к лошадям, но немногие сумели добежать до табунов, слишком стремительным было наступление русских. Гридни носились по вражескому стану и рубили разбегавшихся в разные стороны половцев, кони опрокидывали котлы с ароматным варевом и втаптывали в землю поверженных кочевников. Шарукан и Боняк выскочили из шатра и стали созывать батыров, но мало кто откликнулся на их зов. В это время русские прорубились к шатру и вступили в бой с ханскими телохранителями. Железо лязгало о железо, трещали ломающиеся копья, ржали кони, громко кричали раненые. Шарукан не выдержал, запрыгнул на спину коня, ударил скакуна пятками в бока и помчался прочь с места побоища. Несколько дружинников погнались за беглецом. Боняк крутился в седле, отмахиваясь саблей от наседавших со всех сторон гридней, хан пытался организовать сопротивление, но у него ничего не получалось. Дружинники яростно крушили степняков мечами, палицами и шестоперами, волны русской конницы затопили половецкий стан. Через Сулу вброд уже валила пешая рать, на берегу русские воины смыкали ряды, закрывались червлеными щитами и стеной надвигались на метавшихся среди поваленных шатров и затоптанных костров половцев. Боняк видел, как изрубили мечами брата Таза, как вместе с лошадью опрокинули на землю хана Сугра. Сугр выбрался из-под коня, но набежавший ратник ударом большого щита сбил хана с ног, придавил к земле и стал опутывать веревкой. Один за другим падали половецкие бунчуки, над полем сражения реяли только русские стяги.
Битва на реке Суле. Бегство хана Боняка. Миниатюра Радзивилловской летописи.
Страх охватил степняков. Побежал Боняк, побежали ханские телохранители, побежали простые воины. Толпы пеших и конных половцев катились прочь от Сулы, следом мчались русские дружинники. Гридни секли степняков без жалости, устилая телами врагов пропитанную кровью землю. Половецкие орды были разгромлены наголову, победителям достался громадный обоз, брошенный перепуганными ханами. Как записал летописец, «вернулись русские восвояси с победой великой» (4, 259). Немалая заслуга в ней была и князя Олега.
* * *
Впоследствии Мономах вспоминал о битве на Суле: «Боняк пришел со всеми половцами к Кснятину, мы же пошли за ними из Переяславля за Сулу, и Бог нам помог, и полки их победили, и князей пленили лучших» (4, 231). Военную победу Владимир Всеволодович и Олег Святославич решили подкрепить дипломатическими успехами. В январе 1108 г. на реке Хорол встретились русские князья и половецкие ханы: «В том же месяце ходили Владимир и Давыд и Олег к Аепе и к другому Аепе и заключили мир. И взял Владимир за Юрия Аепину дочь, Осеневу внучку, а Олег взял за сына Аепину дочь, Гиргеневу внучку, 12 января» (4, 260). Отношения русских с половцами были гораздо сложнее, чем может показаться на первый взгляд.
Несколько лет Олег спокойно княжил в Новгороде-Северском, не сорился с родственниками и занимался внутренними делами своего удела. Бурные годы остались позади. Когда в апреле 1113 г. умер Святополк Изяславич и киевляне призвали на княжение Владимира Мономаха, Олег и Давыд Святославичи не возражали против кандидатуры двоюродного брата. Несмотря на то что Святославичи имели больше прав на златой стол, чем Всеволодовичи. В этом контексте запись В.Н. Татищева о последовавших за смертью Святополка событиях выглядит по меньшей мере странной: «Олег Святославич тмутараканский, уведав о смерти Святополка, считая себя более старшим, чем Владимир, собрав войско, пошел к Киеву. И хотя ему другие весьма в том возражали, представляя Владимирово достоинство и кроме того, что Давид, как старший по отношению к нему, доброжелательно оставил и не позарился, а он силою вознамерился желание исполнить. Тогда Мстислав, старший сын Владимиров, уведав о том, собрав войска новгородские и ростовские, немедля пошел на него, чтоб не допустить, и дошел до Олега, стоящего на Колокше в земле Суздальской. И, видя войско Олегово многолюдное, послал к Олегу просить о примирении. Но Олег, презрительно отнесясь к Мстиславу из-за малости войск его, с поношением отказал, чем Мстислав и новгородцы оскорбились и, несмотря на множество войск Олеговых, выстроясь, жестоко напали. И, после краткого сражения победив, принудили Олега в Муром уйти и остаться на княжении во Тмутаракани. А сам Мстислав возвратился в Новгород с честию великою» (82, 243). Василий Никитич всё перевернул с ног на голову. Даже речку Колокшу умудрился вписать в этот, мягко говоря, абсурдный абзац. Как следует из текста, Олег пошел в поход на Киев из Тмутаракани, но затем решил сделать некий хитрый маневр и оказался на речке Колокше в Суздальской земле. Откуда до Киева ещё дальше, чем от Тмутаракани. Дальнейшее описание событий напоминает битву на Кулачце. Зачем Татищеву понадобилось вставлять в текст заведомо ложную и нелепую информацию – непонятно.
В Ипатьевской летописи содержаться сведения иного свойства. После смерти Святополка на Русь вторглась половецкая орда и подошла к городу Вырь, расположенному в верховьях рек Сула и Сейм. Владимир Всеволодович обратился за помощью к племянникам и Олегу. Новгород-северский князь в очередной раз откликнулся на призыв родственника и повел дружину на помощь Мономаху. Когда объединенная русская рать подошла Вырю, половецкие ханы решили не искушать судьбу и вместе с многочисленным воинством бежали в степь (8, 198).
Этот поход стал последним крупным военным предприятием, в котором участвовал Олег. Последние годы жизни князь был занят строительством белокаменной церкви Бориса и Глеба в Вышгороде. Ещё Святослав Ярославич решил на месте небольшой каменной церкви, построенной при Изяславе Ярославиче в 1072 г., возвести новый храм, но смерть помешала довести строительство до конца, и недостроенная церковь обрушилась. Дело отца продолжил сын. Олег нанял зодчих, снабдил их всем необходимым для работы и приказал возвести новый храм. Когда церковь была завершена и расписана, Олег обратился к Святополку с просьбой перенести останки Бориса и Глеба в новый храм. Однако мелочный и завистливый Святополк ответил отказом: «Он же пакы, акы зазьря труду его, и не хотяше ею пренести, зане не сам бяше е съзьдал, цьрькве тоя» (29, 64). Автор «Сказания о чудесах святых страстотерпцев Христовых Романа и Давида» (крестильные имена Бориса и Глеба), прямо пишет, что киевский князь из зависти не пошел навстречу родственнику. Святополк Изяславич далеко не самая приятная личность русского Средневековья, данный факт лишь подтверждает это. Два года церковь пустовала и стояла неосвящённой, только когда киевским князем стал Владимир Мономах, было принято решение о перезахоронении первых русских святых. Давыд и Олег сумели убедить в необходимости этого действия Владимира Всеволодовича. Мономах, в отличие от своего предшественника на златом столе, думал не о себе, а о благе страны. Киевский князь превратил перезахоронение в грандиозное общерусское мероприятие, на которое съехались светские и духовные владыки Руси. В Вышгород приехали Владимир Всеволодович, Давыд и Олег Святославичи, сыновья старших князей, многочисленные церковные иерархи. 1 мая 1115 г. церковь была освящена, 2 мая при огромном стечении народа были перезахоронены Борис и Глеб.
