— Артель, — поправил меня Литвин, — мы — артель.
— Да какая разница?
— Большая! — ответил Литвин. — Клан может владеть землями. Мы пока об этом только мечтать можем. Но есть и свои плюсы, например участники боевой группы могут оплатить воскрешение товарища. То, что я тебе рассказывал.
— Угу. Очень неплохо, — кивнул я, — еще есть какие-нибудь бонусы?
— Есть. Артелям, вроде, задания дают, — вновь наморщил лоб Литвин, — или нет? Не помню уже.
— Ну, если будет задание — увидим, — ответил я, — меня смущает другое.
— Что?
— Получается, Мать следит за нашими действиями?
— В каком смысле?
— С чего вдруг нам давать статус «артели»? она знает, что мы грохнули медведя, и уже оценила это.
— Верно… И что?
— Ничего, — пожал я плечами, — просто не люблю, когда за мной следят.
— Это плохо, но Мать не всемогущая, — сказал Литвин, — у нее ведь, по идее, должен быть какой-то радиус действия?
— Вот завтра и проверим! — хмыкнул я. — Ладно, я спать. Разбудишь, как придет моя очередь.
Глава 5 Время пировать
Я честно отсидел свое время. Не дремал, не лазил по меню системы, не считал ворон. Так сказать, бдил.
И, не скажу, что мне было скучно. Часов около трех ночи началось нечто непонятное — я заметил, что озеро будто светится. Сначала думал, что мне просто показалось. Но затем понял, что поверхность воды действительно испускает слабый свет.
А вот затем началось самое настоящее светопредставление.
Тут и там вдруг появлялись самые настоящие всплески, прямо-таки эпицентры мистического ярко-синего света, расходившиеся кругами, медленно тускневшие. Несколько минут я наблюдал за ними, словно завороженный, пытаясь понять, чудится мне это или нет. Стоит ли будить Шендра и Литвина, или они посчитают меня паникером?
В конце концов, я понял, что вижу — где-то читал или видел, что в воде может жить фитопланктон и именно он «подсвечивает» воду. Ну, а те самые эпицентры — это рыба, появляющаяся на поверхности.
Пусть появившееся пояснение и несколько снизило интерес к происходящему, но нисколько не навредило удовольствию, получаемому от необычного явления. Подобное встретишь не каждый день. Да чего там, я в жизни ничего такого не видел.
Ближе к утру свет на воде померк, а сам я разве что не бегал по кругу — уж слишком холодно стало. Нет, не мороз ударил, а, скорее, высокая влажность, прохладный утренний воздух и моя неподвижность привели к тому, что я продрог и замерз. И исключительно для того, чтобы согреться, мне пришлось начать двигаться. С другой стороны, это и к лучшему — когда ночь начала сменяться серым рассветом, я начал откровенно клевать носом, хоть и пытался взбодриться.
Первым проснулся Шендр, что не удивительно. Он и приступил к готовке завтрака. Мы еще вечером оттащили освежеванного медведя в ледник, что нам стоило немалых сил. А затем устроили самое настоящее барбекю из медвежатины. Ну, или шашлык, кому как нравится. Сейчас Шендру предстояло лишь разогреть мясо на костре и все — завтрак готов.
Спустя минут 15 проснулся и Литвин, его явно своей суетой разбудил Шендр. Литвин, зевая, подменил Шендра, а тот, в свою очередь, отправился менять меня.
Сегодня с утра нам предстояло отправить на сушку вторую обработанную партию шкур. Я сдал наблюдательный пост Шендру и отправился проверять рамы со шкурами, которые мы вчера поставили с Литвином.
Я был дико удивлен результатом — шкуры высохли, и их можно было смело тащить в город. Скорее всего, причиной быстрой сушки являются те самые химические средства, которые использует «НКВД». Другого объяснения, почему шкуры уже высохли, у меня не было. Нет, они конечно были сырые, но скорее из-за похолодания.
К слову, я так и не удосужился ни у кого узнать, какой нынче сезон года. Нет, это понятно, что осень, но хотелось бы узнать поконкретнее, когда начнутся морозы и начнутся ли вообще? Если ориентироваться по моим ощущениям — сейчас на Хрусте должен был быть октябрь или ноябрь. Следовательно, скоро должно сильно похолодать. Или нет?
Нужно обязательно узнать у Анатольевича, когда вернемся в город.
— Ну что, будем охотиться или в город потащим шкуры? — словно прочитав мои мысли, поинтересовался Литвин.
— Тоже об этом думаю, — сказал я, — и думаю, что надо идти в город. Анатольевич говорил, что скоро за шкурами придут покупатели, вот как раз и закинем наши трофеи, узнаем, сколько за них денег дадут и есть ли смысл дальше играться с «НКВД».
— Да ну! — отмахнулся Литвин. — Конечно, есть. Не может быть, чтобы разница между сырой шкурой и высушенной была маленькой.
— Вот как раз и проверим! — ответил я. — Прошлые пять упакуем, а две оставшиеся волчьи и медвежьи так попрем, на рюкзаках.
— Думаешь, высохнут?
— Черт его знает, — пожал я плечами, — но что складывать их вместе с остальными не стоит — это факт.
Мы оба резко повернулись на звук. Недалеко от Литвина в скалу ударил камешек.
— Что это еще такое? — поинтересовался он.
Вместо ответа еще один камушек прилетел ему в плечо.
— Шендр! Сволочь! Ты что там… — начал было Литвин, но я на него шикнул.
— Тихо!
— Что? — не понял Литвин, но спросил уже шепотом.
— Шендр не хотел орать. Он пытался привлечь наше внимание. Смотри!
Я кивнул в сторону Шендра, который активно жестикулировал, пытаясь что-то нам показать.
— Что он хочет? — так и не разгадав жестов Шендра, спросил Литвин.
Я же догадался, что хочет сказать напарник.
— На озере кто-то есть.
Мы бросились к краю площадки и осторожно выглянули из-за скалы. До берега было метров триста, не меньше. Плюс, мы были на возвышенности, так что особо переживать, что нас заметят, не стоило.
Я сразу разглядел на берегу несколько человек.
— Что это за люди?
— Непонятно, — пожал плечами Литвин, — отсюда не видно.
— Блин! — я хлопнул себя по лбу и бросился к пещере, где в рюкзаке лежала найденная мной на Сканирующем посту подзорная труба или дальномер с приближением, как назвал прибор Анатольевич.
Я вернулся с дальномером и навел его на людей внизу. Изображение резко скакнуло вперед.
— Ну, что там? — нетерпеливо спросил Литвин.
— Похоже, одна компания. Стали кружком и что-то обсуждают, — ответил я, разглядывая незнакомцев через оптику.
Один из них в это время начал активно размахивать руками, попеременно тыкая пальцами то в одного из своих, то в другого.
— О чем-то спорят.