Затем мой взгляд натыкается на двух маров, неподвижно лежащих на земле. У одного из головы торчит стрела. А второй жмурик появился благодаря мне. Я его убил.
— Ты как, нормально? — я повернулся на голос и увидел Кийко, сидящего на корточках рядом с Литвином.
— Нормально… — просипел я.
— Так может, ваше сиятельство не будет изображать из себя столб, а поищет аптечку у этих ущербных? — прокричал с перекошенным то ли от злости, то ли от боли лицом Литвин.
Я, как сомнамбула, двинулся к палатке. Влез внутрь и принялся обыскивать аккуратно свернутый спальный мешок. Потратив на это глупое действо несколько секунд, до меня наконец дошло, что я делаю, и я переключился на содержимое четырех мешков, стоящих в центре палатки.
Аптечка нашлась во втором.
Я схватил ее и буквально выпал из палатки, запутался в собственных ногах, рухнул на землю, поднялся и в три прыжка достиг места, где лежал Литвин.
— Дай сюда! — аптечку у меня забрал Кийко. Он сноровисто подготовил шприц, молниеносно ткнул иголкой Литвина, затем довольно грубо раздвинул рану, заставив Литвина заорать, выдавил содержимое медпасты, отбросив пустой тюбик и требовательно протянув ко мне руку.
— Воду дай.
— Зачем? — ошалело спросил я. — В ушах еще звенело от крика потерявшего сознание Литвина.
— Рану промыть, — пояснил Кийко и повторил, — дай воду, говорю!
Я попытался достать флягу из рюкзака, но вспомнил, что сбросил его возле волокуш, на которых лежал Шендр.
— У меня нет… — промямлил я.
— В палатке посмотри! — тяжело вздохнув, подсказал мне Кийко.
Я бросился назад к палатке, достаточно быстро нашел флягу и вернулся назад.
Кийко облил кожу вокруг раны, ее края, а затем вновь раздвинул рану и впрыснул заживляющий гель. Большая часть попала прямо в рану, но значительная часть осталась и снаружи. Кийко взял бинт, оторвал солидный кусок, сложил его и наложил на рану, а остатки бинта принялся обматывать вокруг торса. Причем достаточно плотно.
— Ты зачем все это в рану вбрызгивал? — спросил я.
— Так меньше шансов поймать инфекцию, — пояснил Кийко.
— Но нас учили, что…
— Это если врач найдется поблизости, а если нет — лучше делать так, как я. Поверь, уже не раз так делали… Если сделать стандартно — шанс поймать инфекцию очень высокий. К слову, Шендру ты как раз таки поверхностно рану обрабатывал?
— Да.
— Тогда понятно, что с ним…
Я выругался.
— Ничего, — поспешил успокоить меня Кийко, — на Хрусте быстро опыта набираются. А за Шендра не переживай — доставим в Речной, дня за 4 поставят на ноги.
— До Речного еще добраться надо… — проворчал я.
— Ты, я вижу, отошел? — участливо спросил Кийко. — Чего случилось то? В прошлый раз я за тобой такого не наблюдал.
— В прошлый раз оно как — то спонтанно было, осмыслить не успел, — мрачно ответил я.
— Это не человек, это тварь, монстр, — ответил Кийко, — ты сделал миру одолжение, прикончив его, так что не парься. Проверь лучше, как там пленник и развяжи его. А я пока посмотрю, как там наш «язык» поживает.
Я отправился к висящему на веревках человеку, который с явно выраженным на лице испугом следил за нами. Я вдруг вспомнил, что пока мы стрелялись с марами, пока мы заделывали рану Литвина, пленник даже не пискнул. Неужели он не верит в спасение? Он боится нас не меньше, чем боялся маров. Как можно человека довести до такого состояния в течение нескольких часов?
Мой взгляд случайно упал на трупы маров. Вот только теперь ничего, кроме отвращения я не испытывал. Слова и Кийко и Литвина крепко засели в голове и идея, что «это не люди, это паразиты, которых нужно истреблять» нашла подтверждение в виде этого самого пленника, доведенного ими до ручки.
Я был уверен, что если мары продолжили бы и где-то ошиблись, в результате чего пленник умер бы, то очнулся бы в клоне уже совсем другой человек: боящийся любого шороха, боящийся людей, боящийся всего. И это в лучшем случае, а в худшем — стопроцентный псих.
Впрочем, судя по тому, что пленник все еще был жив и уже был на грани безумия (а может, и переступил эту грань), не думаю, что мары позволили бы ему уйти в тело клона — они бы мучили и мучили его.
— Я сейчас разрежу веревки и отпущу тебя, — сказал я пленнику.
Тот глядел на меня испуганным, неверящим взглядом затравленного зверя. Он ни на минуту не поверил моим словам, он ждал продолжения истязаний.
— Ты — Хэнк? Мы нашли твоего друга в лесу и решили помочь, — сказал я.
В глазах пленника проскочило удивление.
— Сейчас я освобожу тебя, и мы пойдем назад, к нему, — продолжил я, — ты меня понимаешь?
— Ты — не мар? — наконец произнес пленник.
— Нет, я такой же колонист, как и ты, — я решил, что раз уж он снизошел до разговора, значит не все потеряно, может еще отойдет, — сейчас я освобожу тебя.
Выдернув мачете, я быстро разрубил веревки и пленник ухнул на землю, но не думаю, что это было больно — высота небольшая.
Хэнк несколько секунд лежал на земле, словно бы привыкая к вновь обретенной свободе. Я даже начал сомневаться — не сильно ли его приложило головой при падении. Однако рассмотрел, что грудная клетка двигается, дышит, значит. Ну, ладно, надо человеку в себя прийти — зачем мешать.
В себя человек пришел через пару минут. Сел и уставился на меня.
— Так ты действительно колонист?
Я кивнул.
— Как вы нашли это место?
— Эти уроды и не уходили далеко, — пожал плечами я, — решили, что им море по колено и бояться некого.
— И… — несмело начал бывший пленник.
— Что?
— И что теперь? — закончил свой вопрос Хэнк.
— Ты свободен, — пожал я плечами, — отведем к твоему напарнику, поделимся трофеями и делай, что считаешь должным.
— А с Дариком что?
Я сообразил, что речь идет как раз о раненом бородаче.
— Это бородатый такой? — на всякий случай уточнил я.
Хэнк кивнул.
— Тут неподалеку. Ранен.
— Серьезная рана?
— Врать не буду. Думаю — не жилец.
— А вы идете в город? — спросил Хэнк.
— Да, туда.
— Могу пойти с вами?
— Конечно.
— Спасибо. Если Дарик выживет — мы вас отблагодарим обязательно. Деньги у меня есть, но только на клон. Поверь, ни копейки лишней нет. Если дойдем, и Дарик выживет, то я все…
— Да я и не прошу, — заверил я его, — твоему товарищу мы докинули на оживление, так что можешь не переживать. В любом случае встретитесь.
