Голова начинала гудеть, хотелось пить и спать, поэтому я не стала тянуть.
– Ты заснешь и проснешься отдохнувшей, – сказала самой себе. – И все будет хорошо. Спи.
Сил хватило только на то, чтобы добраться до Боргайна и устроиться с ним рядом на случай, если кто-то зайдет в шатер к хасту. Все же, у нас с ним была очень бурная ночь.
Глава девятнадцатая. Она
Я подскочила от крика и тут же натянула на себя покрывало, потому что в шатер ворвался мужчина. Боргайн дернулся, но открыл глаза и поднялся не сразу.
– Мой хаст, – в вошедшем я узнала того самого видящего. Он волновался, но все равно обратил на меня внимание, недовольно прищурился.
– Чего тебе, Ориной? – Боргайн поднялся на ноги, покачнулся, но устоял. – Ну и измотала ты меня, женщина, – крякнул удовлетворенно.
А я лишь опустила глаза, думая, как бы не привлекать к себе внимания. Хотя чего уж говорить, поздно, степь сделала все, определив мне место в самой гуще событий.
– Мой хаст, дозорные видели воинов из других хасттанов. Они полагают, что это разведчики, потому что войск еще никто не видел. Но уверен, скоро тут будут и воины. Нам нужно переходить к следующему этапу плана…
– Не здесь! – рявкнул Боргайн. Он натянул штаны и покосился на меня. – Неча бабе слышать. Жди меня в воинском шатре. И да, прикажи Сату отвести эту в гарем, мне она пока не понадобится.
Я чуть было не выдала себя вздохом, но потом замерла, потому что Ориной подошел к моему артуну и вдруг наклонился над ним, собираясь его поднять. Как я не подскочила, не дернулась в ту сторону, не знаю. Ведь знающему Турайры ничего не стоило распознать паару, все еще блестящую на осколках разбитого пузырька. Да и камни вызвали бы подозрение. Зачем гаремной служке воровать простые камни? Конечно, они не были такими, но мне не положено было это знать.
– Что замер? Иди? – спас меня хаст. Ориной поклонился, еще раз бросил на меня странный, изучающий взгляд и вышел. – А ты меня порадовала, – Боргайн завис надо мной. – Пожалуй, не буду тебя пока отдавать своим воинам, ты еще можешь послужить. Сегодня отдыхай, я тебя не призову, – он схватил меня за подбородок, притягивая повыше, провел большим пальцем по губе, наслаждаясь ее видом – она распухла и саднила.
Огромных сил стоило не выдать всю свою ненависть взглядом или жестом, но я справилась. И Боргайн ушел. Его громкий голос тут же раздался снаружи, приглушенный толстой тканью. А я бросилась надевать артун. Камни тянули складки одеяния вниз, и я все думала, как же расположить их так, чтобы Сат не заметил. Что-то хрустнуло под ногой, и я тихо ойкнула. Посмотрела вниз и поняла, что наступила на осколок. На шкуре появилось красное пятнышко крови, но мне было все равно, не думаю, что такому кто-то бы удивился. Но осколки собрать необходимо, иначе их могут заметить и задаться вопросом – откуда они здесь?
Осторожно, чтобы больше не пораниться, сложила их в оторванный от шелкового ночного наряда лоскут и тоже спрятала в артуне.
– Выходи! – визгливо раздалось у входа, и в шатер заглянул Сат. Увидев, что я цела и стою на своих ногах, ожидая его, он весь скривился, став похож на высушенную солнцем старую сливу. – Живая и здоровая… Иди! Я весь день на тебя тратить не намерен!
Меня второй раз просить было не нужно. Юркнула наружу, посмотрела мельком на воинов, что охраняли вход, но на их лицах было лишь безразличие. Вряд ли они слышали, что происходило ночью в шатре их повелителя. Скорее, даже наоборот, старались не прислушиваться. Меньше знаешь, дольше проживешь.
Пришлось сложить руки под артуном, чтобы удержать камни. Из-за этого шла я медленнее, но Сат даже не торопил. Он был недоволен, но вслух этого не высказывал. Наверное, для него было привычно оттаскивать полуживых после ночи с хастом служек в гарем, и я, в какой-то мере, вызывала в нем уважение.
– Нараза! – мы подошли к двери в гарем. – Нараза!
Бодрая старушка тут же показалась из-за угла, словно пряталась там, дожидаясь нас.
– Тута я, тут, чего вопишь? – недовольно пробурчала она. – Надо ж, на своих ногах идет! – открывая решетку, удивленно поцокала губами. – Заходи, девка, на синяки посмотрю…
– Нараза, не забывай, что ты служишь своему хасту!
– Да как забыть-то? – отмахнулась от него, затащила меня внутрь и вновь закрыла дверь, щелкнув массивным замком. – Не смогу я забыть, всегда буду помнить!
Сат недовольно фыркнул и ушел.
Мы отошли немного, и она остановилась, почти довольно меня разглядывая:
– А ты живая, смогла, значит. Да и не тронутая почти. Что такого учудила? А, неважно это. Один раз у тебя получилось, второй не получится. Бежать вам надоть. Вчера слушала, вас воинам отдать хотят, как награду, так что, долго не проживете.
– Бежать, – повторила тихо. – У меня есть способ, но сработает ли…
– Пытайся! – отрезала почти грубо и снова двинулась вперед. – Ты мож и подольше проживешь, но девки твои уж больно хлипенькие. Про старух вообще молчу!
– Почему ты помогаешь?
Нет, я готова была поверить, что Нараза – добрейшее создание, которое помогает всем и каждому, но слишком уж она взялась меня опекать.
– Говорила ж уже, – отмахнулась она. – Знаю, что ты выбраться должна да спастись, иначе всем погибель придет. Мне степь редко чего говорит, но тут не смолчала… А еще ты на дочурку мою больно похожа, – эти слова прозвучали едва слышно, и я не была уверена, что они на самом деле предназначались мне, поэтому промолчала. – Так, сейчас возвращайся к себе и посиди-ка ты тихо до вечера, а то что-то шумно в стане, не удивлюсь, если опять воевать собрались.
Она довела меня до нашей комнатки и пошла дальше, больше ничего не сказав мне на прощание. Меня же уже ждали, сразу набросились с вопросами, переживая, как я смогла пережить эту ночь. Только Михарна молча подошла ко мне и крепко обняла. Может, я была не права, и стоило ей довериться? Ведь мы были дружны чуть ли не с рождения.
– Я в порядке, мне просто нужно немного отдохнуть, – солгала, но угрызений совести по этому поводу совсем не испытывала. Все теперь делалось не только ради меня, но и для них.
Полностью в покое меня не оставили, но больше не приставали, изредка косясь, как я снимаю артун, надеваю простое платье, морщусь, когда ткань дотрагивается до синяков. Я все делала преувеличено медленно, чтобы ни у кого даже мысли не возникло, что мне на самом деле больно и плохо. Зачем? Матерь степей, я не знаю! Но чувство, будто рядом был кто-то, стремящийся причинить мне зло, никак не отпускало.
Глава двадцатая. Она
Солнце висело над нашими головами, словно кричало – от него никуда не деться, не спастись, не сбежать от того жара, что оно нам дарило. Сквозь ткань проходило не все тепло, но и этого было достаточно, чтобы начать мечтать о тени и холодной воде.
