– Не знаю, надеюсь, что нет.
Я корила себя за неправильный выбор, ведь другой камень мог привести нас в иное место… Зачем я обманываюсь? Тёмная сила видящих не может нести добра! И я отлично понимала это, когда выбрала такой путь.
Под руку попался осколок камня, больно впившись в нежную ладонь. Я стиснула зубы, но не остановилась. А вслед за первым камнем попался второй, третий, четвёртый… Я уже не считала, вдохновленная надеждой, что скоро мы покинем подземную дорогу.
Глаза, привыкшие к тьме, неожиданно ослепило неяркое сияние ночного светила. Звезды рассыпались над головой бесконечным сокровищем, глазами тех, кто давно ушёл от земной жизни. Они, как и матерь степей, знали, на какие жертвы пришлось пойти, чтобы сохранить наши жизни. Напряжение, что приходилось сдерживать, вдруг отпустило, и по щекам побежали горячие дорожки, обжигающие кожу на прохладном воздухе ночи.
Мы выбрались! Мы живы!
– Хаса Фэа! Нет! О нет!
Я оглянулась, и вся радость от освобождения погасла. Вокруг были только камни – чёрные без солнечного света и пугающие до дрожи в коленях. И на этих камнях белым пятном лежало тело женщины. Неподвижное. Пугающее. Рядом с ней на коленях стояли Харда и Михарна, но я уже осознала, Хаса Фэа мертва. Боргайн говорил, что злу нужна сильная кровь, иначе оно заберёт чью-то жизнь. Я верила, что моя кровь, хоть и проклятая, но будет угодна тёмным душам. И оказалась не права…
– Раэза!
Как смотреть в глаза тем, кто доверился мне? Я обманула и их, и себя.
– Миха, – нашла в себе силы подойти и посмотреть на мёртвую женщину. – Нам нужно идти.
– Ты хочешь её бросить?
– Мы не сможем её нести.
– Ты даже не спросила, жива она и что с ней! – поднялась Харда. – Ты знала!
– Я не знала, что так будет. И мне очень жаль…
– Жаль, – поджала губы девушка. Я видела, что она скрывает слезы, сдерживается изо всех сил, и понимала эти чувства. Но позволить себе такого же не могла.
– Возможно, мы сейчас в Айхонаре, но, может, и нет. В любом случае, стоит найти укрытие до рассвета. Если дневной жар застанет нас среди этих камней, то, как думаешь, сколько из нас смогут увидеть дом?
Харда не ответила. Пусть Фэа и воспитала не, заменила рано умершую мать, но девушка понимала, что та не хотела бы для неё смерти от степного солнца, когда кожа вздувается страшными пузырями ожогов, в голове воцаряется туман, мысли путаются, и человек сходит с ума раньше, чем жизнь покидает его тело. Это даже милость от матери степей, не понимать, что тебе уже не увидеть ночи.
– Идемте.
Жаль, я не умела определять дорогу по звездам. Но могла попросить у степи отозваться и надеяться, что та все же поможет своей дочери. И я звала, мысленно кричала, обращаясь к тем, кто ушел от нас в небесные чертоги, но они молчали. А мы шли, переступая острые камни, вздрагивая от писков мелких зверей и далекого воя степных шакалов.
– Я всегда тебе верила, – Михарна была рядом, – но скажи, зачем все это? Никогда не поверю, что наш малахольный хаст ни с того ни с сего решил жениться, а потом подсунул вместо себя воина, которого убил хаст Боргайн, чтобы мы попали к нему и сбежали! Это глупость какая-то!
– Я бы согласилась, – небо уже начинало понемногу светлеть, и воздух был чуть прохладнее, чем я ожидала. – Миха, – решилась неожиданно, – я могу тебе довериться?
– Спрашиваешь!
На нас не смотрели. Уставшие женщины просто шли вперед, уже не надеясь, что мы когда-нибудь доберемся до дома.
– Никому не говори об этом, – я старалась не думать, о том, что сделала, о том, ради чего погибли Ирвир и Фэа, потому что это казалось такой ничтожной мелочью, не заслуживающей внимания. – Смотри.
Михарна тихо охнула. На моей ладони лежал цветок. Большой красный бутон выглядел свежим, словно его не сорвали с куста, лишив влаги и питания. И ни дни, когда он был спрятан в ткани, ни путешествие сквозь темный путь не изменили его яркости и сочности.
– Что это? – потрясенно прошептала подруга и протянула руку, чтобы прикоснуться к нему.
– Это наше будущее, – я сглотнула, ведь впервые собиралась произнести вслух то, что знала долгие годы. – Этот цветок способен расти на камнях, там, где другие умрут, он будет цвести. Сотни лет назад вся наша степь была красной от его цвета, а потом он начал умирать, потому что проклятый Ингайр потребовал у предков того, что не мог иметь. И то, что давало нам жизнь, стало умирать, вытребованное как плата теми, чья стезя – это зло. Боргайн и его видящий знают то же, что и Заата – скоро будет пик жара такой силы, что пришедший вместе с ним черный огонь выжжет все до тла. Никого не останется. Умрут все…
– Но, так ведь не может быть! – Михарна замотала головой. – Матерь Заата всегда находила выход!
– Вот он, наш выход. Конечно, это только если я сумею доставить его в Айхонару и уже там совершить обряд. Дочь степи должна объединить народы, и кровь ее дитя обагрит алые степные цветы, что вновь распустятся на камнях, впитывая в себя злой черный огонь.
– Это предсказание?
– Да, предсказание. Только ему уже сотня лет, а дочь степи так и не смогла выполнить то, что должна была. Заата верит, что это я, но…
– Ты сомневаешься, – кивнула Миха. – Такая ответственность! И ребенок! Ты еще только невеста, матерью не скоро станешь.
Мне вдруг захотелось поделиться с ней и этим, но опять что-то остановило. Мой сын еще слишком мал, для всех вокруг его еще не существует. Так пусть так и будет как можно дольше. Чем меньше знают о моем положении, тем меньше будет соблазнов у желающих причинить зло.
– Да, в этом ты права. Но стоит быть готовыми ко всему. Дитя степей, дитя разных народов, кто знает, кем будет его мать?
– Но Заата уверена, что ты, – Миха нахмурилась. – Риангар – хаст Айхонары, ты – дочь Айхонары. Неужели она так уверена в тебе только из-за того, что в тебе течет северная кровь твоей матери?
Я дернула плечами. У меня был ответ на этот вопрос, но озвучить его я не могла. Потому что тогда мне пришлось бы попрощаться с жизнью. И пусть сейчас она ничего не стоила, мне не хотелось с ней расставаться. Глупая надежда, что все еще будет хорошо, жила во мне. Степь дала шанс, как всегда, но смогу ли я сделать так, как нужно?
Вторая луна уже скрылась за горизонтом, а солнечные лучи, будто живые, уже начали выползать, знаменуя начало нового дня. Впереди, насколько хватало глаз, была все та же каменная степь. Мы не нашли укрытия, а значит, дневной зной не оставит нам шансов.
Хотелось пить, но ни ручья, ни лужи, ничего не было среди одинаковых тусклых серых камней. Чахлые травинки не тянулись к небу, а пытались спрятаться от его убийственного жара. Все вокруг пряталось от солнца, и только нам не было убежища. Как только оно достигнет зенита, мы упадем и умрем, потому что от него не спастись.
