— Ну, а теперь давайте перейдем немного к другой теме. Как насчет твоего Ликая? Он сильно взбесился, когда узнал, что ты была в человеческом мире, не сказав ему об этом? — поинтересовалась Джорджиана. Ее вопрос вызвал широкую улыбку на губах Адамарис.
— Ну… Скажем так, сначала он был не слишком рад этому, он даже набросился на меня, обвинив во лжи. Ты понимаешь это? Я никогда не лгу! — Недовольно проговорила она. В ту ночь, когда она вернулась в королевство Ликай и прокралась в их спальню через окно, чтобы слуги не увидели ее, Гер ожидал ее с пугающим спокойствием, сидя в украшенном золотом кресле.
Она так отчетливо помнила ту ночь. Она только-только перебросила ногу через подоконник, когда раздался тихий кашель. Адамарис замерла от напряжения, с ужасом глядя в карие глаза Гера, что было единственным признаком его бешенства.
— Я думал, что дверь предназначена для того, чтобы ею пользоваться, — раздался его жесткий голос, настолько непохожий на тот, которым он обычно разговаривал с ней. Все еще в шоке, Адамарис зацепилась за что-то и упала на колени, уставилась в темное пространство их спальни, где только маленькая лампа освещала лицо Гера. Что еще больше усилило напряженность. Она потерла ладони, поднялась и сделала два нерешительных шага к большой кровати, которая отделяла ее от кресла, в котором сидел Гер.
— Ты вернулся, — прошептала она, ее пальцы нерешительно обхватили запястье правой руки. Она не знала, что делать, он совсем не облегчал ей задачу, и продолжал смотреть на нее взглядом тюремщика, который только что поймал своего подопечного за чем-то непотребным.
— Да, тоже самое можно сказать и о тебе, — пробормотал он, не сводя глаз с ее нервных пальцев, с которыми она не знала, что делать. — Я думаю, что совершенно необязательно спрашивать тебя, где ты была, тем более что это совершенно ясно. — Адамарис глубоко вздохнула и развела руками в разные стороны.
— Не мог бы ты, пожалуйста, прекратить? — Она больше не могла выносить напряжение, возникшее между ними, и хотела продолжить с того места, на котором они остановились.
— И что именно я должен прекратить, Адамарис? Скажи мне, что? — он больше не мог спокойно сидеть и вскочил на ноги. Он все еще не мог избавиться от страха и отчаяния, которые испытал, когда возвратился домой счастливым, а вместо жены нашел лишь холодную постель и следы ее присутствия, которые уже начинали исчезать.
— Не мог бы ты, пожалуйста, успокоиться? Я действительно не понимаю, почему ты так расстроился, я вернулась к тебе. Почему бы нам просто не вычеркнуть этот маленький эпизод, — с надеждой предложила она, но, даже произнося эти слова, подсознательно чувствовала, что Гер не отреагирует на них, и на самом деле… она понимала его. Пытаясь поставить себя на его место, она поняла, что ей тоже не хотелось бы оказаться в подобной ситуации, единственное, что ее ожидало, если бы вернулась в пустой замок — это чрезмерно дружелюбная борзая во дворе.
— Вычеркнуть этот маленький эпизод? Вычеркнуть этот маленький эпизод! — повторил он с недоверчивым смехом, глядя на нее как на чокнутую. — Ты серьезно?! Как ты вообще можешь думать, что что-то подобное может быть вычеркнуто?! Ты вообще себя слушаешь? — недоверчиво спросил он ее. Адамарис просто глубоко вздохнула и села на край кровати. Гер тоже вздохнул после повисшей между ними паузы.
— Я ужасно волновался за тебя, никогда больше не делай этого со мной, — пробормотал он, садясь рядом с ней.
— Я не помню, чтобы, согласившись дать нам двоим шанс, я также взяла на себя обязательство не иметь никакой свободы. — Гер внезапно снова напрягся, что Адамарис почувствовала по его ладони, которая судорожно сжала ее бедро, и он повернул ее лицом к себе.
— Если уж об этом задумываться, я тоже мог бы сказать нечто подобное, — заговорил он с ней, прищурив глаза. Адамарис поджала губы в знак протеста и вздернула подбородок.
— Не смей, — сказала она тем же угрожающим голосом, что и он минуту назад.
— А что, если я действительно осмелюсь? Что бы ты с этим сделала, дорогая, — спрашивал он, проводя своей большой ладонью по ее щеке.
— Стала бы твоим худшим ночным кошмаром, милый, — закончила она фразу тем же ласковым тоном, что и он. Гер удивленно нахмурил брови и окинул ее подозрительным взглядом.
— Попробуй, — прошептал он очень медленно, сверкнув своими желтыми ликайскими глазами. Адамарис вопросительно приподняла бровь и сосредоточила свое внимание на его соблазнительно пухлых губах. Гер почувствовал ее взгляд и улыбнулся еще шире.
Ну подожди, малыш, я еще тебе покажу, подумала она и начала осторожно, можно сказать целомудренно, покрывать его губы поцелуями.
Гер удовлетворенно хмыкнул, запустив ладонь в шелковистые волосы Адамарис и притянув ее лицо еще ближе к себе. Адамарис, не сдавалась, медленно покусывая его губы, она не останавливалась, наоборот, продлевала эту пытку как можно дольше.
Гер нетерпеливо рыкнул, рукой сжал ее бедро и посадил к себе на колени. Адамарис слегка поморщилась, она не ожидала от него такой агрессии, но она совершенно не возражала, в конце концов, у нее был свой план, не так ли?
— Не расстраивай меня больше, это были действительно долгие дни, — он пытался убедить ее погрузиться в ласку его губ с большим пылом. Адамарис удовлетворенно ухмыльнулась, потому что это был, наконец, тот момент, которого она ждала. Она прижалась влажными губами к его губам, запустила пальцы в его растрепанные волосы, и, когда Гер удовлетворенно хмыкнул, подумав, что Адамарис, наконец, решила сделать то, чего он ожидал, она мотнула головой и проворно выскользнула из его объятий.
— Что за… — хрипло прошипел Гер, бросая на Адамарис, которая уже успела добраться до двери спальни, ошеломленный взгляд.
— Я голодна, я собираюсь приготовить что-нибудь поесть, — весело бросила она через плечо. Гер смотрел на нее с нарастающим шоком и яростью от осознания того, что она действительно сделала то, что обещала, действительно стала его ночным кошмаром.
— Если хочешь, милый, можешь присоединиться ко мне, — он все еще слышал ее веселый смех, который эхом разнесся по коридору. Гер судорожно сжал кулаки, поднялся с кровати с проклятием на губах и, несмотря на немаленькое неудобство в брюках, последовал за женщиной, которая доводила его до бешенства, но так же быстро успокаивала.
— Ну… важно то, что он смог преодолеть это, — Адамарис вернулась к Джорджиане.
— Ты права, это самое главное, — сказала, стараясь не рассмеяться, когда вспоминала себя на кухне, которую она использовала как спасательный круг, чтобы доказать Геру, что к ее словам следует прислушиваться, напряженное от желания тело Гера и взгляд, которым он оценивал ее соблазнительно двигающуюся фигуру у кухонной стойки, где она, как раз в это время, готовила бутерброды.
* Китайский болванчик — фигурка пожилого китайца из фарфора, глины, керамики или из папье-маше. Есть много легенд ее происхождения, в одной из них рассказывается о древнем императоре, вернее о его писаре. По мнению востоковедов, болванчик — это образ писаря, записывающего всевозможные изречения императора для сохранения его "мудрости". А так как писарь — существо подневольное, то что бы ни изрек император, он мог лишь согласно кивать, боясь лишиться головы. Такие статуэтки — не просто сувенир, его плавные покачивания головой действуют успокаивающе, он как бы соглашается со всем, что происходит вокруг него.
