— Но не это меня сейчас пугает, сынок, не это!
— Говори, Абдулла...
— Помнишь ли ты Ясмину, Адам?
— Твою сестру? Помню, конечно, как ты мог подумать иное!
Еще бы Адам смог ее позабыть: эта женщина долгие годы заменяла ему и его братьям погибшую мать. Правда лет восемь назад она перебралась в Наджах, во дворец Саида, где по воле правителя была приставлена к юной Алие.
— Неладное творится в гареме, Адам. Пару дней назад Ясмина вернулась, сказала, что всех Саид разогнал с женской половины. Что там происходит одному Аллаху известно.
— Что значит разогнал? А Алия?
Молчание, повисшее в ответ, резало слух больнее любых слов...
— Не знаю, Адам, ничего не знаю. Возвращайся скорее. Чует мое больное сердце, что ждут нас всех большие перемены.
Адам долго не мог найти себе места после разговора с Абдуллой. Неизвестность — это то, что порой разрушительнее любой правды. Фантазия то и дело подкидывала в сознание рваные неутешительные сценарии развития событий, отчего сердце Адама сжималось в тугих тисках.
Возвращение на родину было делом решенным. И даже так и не найденный конь не смог перевесить на чаше весов проблем, ожидавших Адама дома.
Оставив Ангура в Лиссабоне, он при первой же возможности вылетел в Дезирию. Неладное заподозрил сразу, как встречать его к трапу самолета приехал Абдулла в сопровождении военных.
— Что происходит? — опасливо поинтересовался Адам у старика, осматривая кортеж.
— Саид ждет тебя, сынок! — покорно ответил тот и, вскользь махнув рукой на вооруженное сопровождение, добавил:
— А это для твоей безопасности, Ясин. Неспокойно нынче, неспокойно.
Дорога в Наджах прошла в тишине. Абдулла задумчиво смотрел в окно, не в силах обрушить на Адама, которого любил не меньше собственных детей, позорной правды, что ждала его во дворце. Сам же молодой эмир провинции Ваха был готов к любому повороту событий и даже не догадывался, как сильно переоценивал свои силы...
Огромный дворец в самом центре столицы Дезирии всегда поражал своей роскошью и размахом, с коим был отстроен Саидом после страшных событий почти двадцатилетней давности. Но сегодня он казался Адаму пустым и заброшенным. Аура печали, отчаяния и беспросветного мрака поглотила его полностью: фонтаны, всегда приветливо журчавшие, сегодня были отключены, аккуратные газоны вдоль пешеходных дорожек казались давно нестриженными и пришедшими в запустение, по пути к массивной резной двери, открывающей вход в гостевую приемную, мужчины не встретили ни одного человека, что тоже казалось диким и непривычным.
Адам бросил испытующий взгляд на Абдуллу, смиренно идущего по правую руку, но тот лишь покачал головой, продолжая сохранять молчание. За то время, что молодой человек провел в разъездах по Исландии и Португалии, утоляя личные амбиции, слишком многое изменилось здесь.
— Здравствуй, Ясин, — через силу улыбнувшись, изрек Саид, стоило Адаму переступить порог его дома.
Внешний вид правителя явно оставлял желать лучшего: понурый, уставший, с залегшими под глазами багровыми тенями. Обычно встречающий гостей в расшитом золотом биште¹, сегодня Саид предстал перед пришедшими в его дом мужчинами в обычной кандуре² светло-бежевого цвета с белоснежной куфией³. Сейчас он мало походил на великого шейха и эмира Дезирии. И этот факт привел Адама в замешательство еще больше, чем пустующий дворец.
Саид самолично встретил гостей в меджипсе⁴ и, знаком руки остановив Абдуллу, провел Адама в свой кабинет.
— Смотрю, вернулся ты ранее запланированного, — не поднимая глаз, продолжил Саид, предлагая Адаму присесть. — Что-то случилось?
— Может ты мне поведаешь, Саид? — поинтересовался Адам.
Мужчины разместились в уютных креслах, расставленных в форме полукруга в центре огромного кабинета. На позолоченном столике прямо перед ними стояли лакомства и заранее приготовленный ароматный чай. Саид ждал Адама, и это волновало того все сильнее.
— Ты был прав, Ясин, — отвернувшись от собеседника, вымолвил шейх Аль-Наджах, вот только выглядел он при этом словно побитый пес. — Сто раз прав, когда не доверял Маджиду. Признаю.
— Что произошло, Саид? Чем посмел обидеть тебя отпрыск Аль—Карога? — придавая своему голосу уверенности и в тоже время налет легкого безразличия, спросил Адам. В душе он все еще надеялся, что печаль Саида была напускной.
— Он предал меня, — выплюнул Саид и повернулся к молодому человеку. — Забрал то, что ему не принадлежит! Никогда не принадлежало! И никогда не могло бы принадлежать по определению!
— И что же он посмел отнять у тебя? — не отводя пронзительного взгляда от Саида, уточнил Адам.
Уловив на себе непоколебимый взор гостя, Саид тут же встал и, сжимая рукой подбородок, замотал головой. Он понимал, что утаить от Адама что-либо было невозможно, а еще, что только от этого молодого мужчины, сейчас сидящего перед ним, зависела судьба целого государства. Потому он тщательно обдумывал каждое слово: как хитрый лис, пытался в описании проблемы намекнуть на желаемое им ее разрешение.
— Алию, Ясин! Он увез мою дочь! — голосом полным отчаяния произнес он, глядя на Адама сверху вниз. Даже так, сообщая осквернившую его честь новость, он пытался доказать молодому человеку свое преимущество, свою все еще не потерянную над ним власть. — Он опозорил мой род! Он лишил меня дочери! А тебя невесты, Ясин...
Адам не мог поверить своим ушам. Нет, это просто не могло быть правдой! Подобное казалось ему невозможным, недопустимым! Алия , его Алия, которую он ждал долгие годы, которая была обещана ему еще девочкой, просто не могла убежать с другим! Тем более с Маджидом! Пусть не по крови, но все-таки почти с братом... Это была ложь! Адам качал головой, словно китайский болванчик, и никак не мог осознать того, что услышал от Саида.
— Что значит увез Алию? — взревел Адам и вскочил со своего места. — Что ты такое говоришь?
— Это я виноват, Ясин! Только я, — схватившись обессиленными ладонями за край кресла и опустив голову, простонал шейх. — Я должен был догадаться! Она так сильно была похожа на мать!
— Причем здесь ее мать, Саид?– непонимающе уточнил Адам, вышагивая по кабинету взад и вперед, никак не находя выхода своим эмоциям.
— Ей никогда не нравилось здесь: все время Алию тянуло вырваться из Дезирии, увидеть мир, обрести себя. Она, как Джоанна, всегда считала, что там, в странах грязных нравов и порочных мыслей, ей удастся обрести свободу. Зачем она ей? Разве того, что я ей давал недостаточно? И к чему привела эта свобода ее мать?
— К чему? — растеряно спросил Адам. Еще никогда и никому не рассказывал Саид о судьбе своей первой, опозорившей его честь жены.
— К погибели, Ясин! И моему вечному позору...
— Ты нашел беглецов? — вдаваться в историю жизни Саида сейчас Адаму хотелось меньше всего.
