Положа руку на сердце, Людочка Галке не нравилась, но деваться было некуда. Из двадцати восьми человек одноклассников это был лучший вариант. Поэтому хорошо освоенные уроки лицемерия от бабушки Али оказались весьма кстати – Людочка считала, что Галка в ней души не чает, что льстило девочке, привыкшей жить обособленно от ребят. Что же у неё на душе Галка никому не рассказывала. Она и так казалась странной одноклассникам, потому что много читала.
Ещё, обналичивая свою свободу, Галка записалась в библиотеку. Это был плевок в лицо Зинки, которая школьные годы мерила мальчиками, к коим с детства была неравнодушна.
В хорошую погоду Галка гуляла с книгой – заходила куда-нибудь в новое место и погружалась в фантастические миры. Хоть какое-то подобие странствий организовать ей удалось.
К одиннадцати годам у Галки образовался минус один отчим, плюс одна мачеха (Коленька к ужасу Зины женился) и плюс одна депрессия у маменьки. Что касается самой Галки, то ею перестали интересоваться. Даже бабе Але стало всё равно – ведь на её территорию пожаловала невестка, и Алевтина Ивановна развернула привычные боевые действия за власть над молодыми умами, которые ждали пополнения к лету.
Велосипед, дабы освободить место, перекочевал к Зине, а она проявляла равнодушие, когда Галка отпрашивалась покататься. Зинаида Петровна теперь ко всему стала безразлична, кроме своей несложившейся жизни, о чём направо и налево плакалась. Громко плакалась, надо сказать. Но о депрессиях тогда никто не знал и не лечил подобные завихрения. Зинке оставалось справляться самой при помощи не ликёра, а более дешёвых средств.
Так свобода перестала казаться чем-то несбыточным и недостижимым. Вроде вот она была совсем рядом. И велосипед рядом, и времени для себя хватало и нотаций не читали и не ходили по пятам… Счастлива ли ты, Галка?
Ан нет. Оказалось, что для счастья этого мало. Переросла такое счастье девочка. Оно было детским и не приносило удовлетворения.
Галке хотелось иного. Во-первых, шмоток. Времена менялись, и не только Зине становились доступны импортные вещи. Некоторые девочки стали одеваться лучше Галки, что вызывало зависть. Самое плохое, что среди них оказалась Людочка, и котировки Галки с её ручками и блокнотиками резко упали.
Во-вторых, Галине остро не хватало восхищения. Как в детском саду, когда на неё смотрело столько пар глаз с открытыми от изумления ртами. Хотелось совершить подвиг, найти волшебную палочку или, на худой конец, обнаружить какой-то талант. Талант к книгопроглатыванию среди ровесников в счёт не шёл.
А в-третьих, хотелось денег. Для чего конкретно, кроме шмоток и машины, Галка пока не придумала, но свободу она в шестом классе связывала именно с ними.
Глава 10. Ииииии… И зачем я здесь?
В шестом, седьмом и восьмом классе у Галки шли дела всё хуже. Потому что свобода, измеряемая отныне деньгами, отдалялась дальше и дальше. Ибо денег у Зинаиды Петуховой становилось меньше и меньше. В стране всё стремительно менялось. За этими изменениями Зинка не успевала. Крутые бёдра, бросающийся в глаза вес перестали цениться, как и окорока, которые теперь можно было купить запросто каждому встречному при наличии денег. А вот с этим у матери Галки были большие проблемы.
Дочка стремительно росла. Требовались новые вещи. В виду отсутствия средств падало их качество. Галка по собственному определению выглядела, как лохудра. Особенно грустным такое падение стало в школе. Ведь в двенадцать, тринадцать и четырнадцать лет не только Галка мерила жизнь деньгами. По доходу родителей теперь оценивалось всё, а главное, крутость. Не с крутыми не водились. Людочка перекочевала в круги избранных с новыми джинсами, коих у неё было аж три пары. А у Галки одна и то выменянная матерью на злосчастный велосипед, который девочке стал попросту мал.
Оценки Галины тоже поехали вниз. Несмотря на то, что Галка любила читать, но к учебникам по истории, географии и прочим школьным предметам это не относилось.
Ругаться с матерью было без толку. Галка пробовала не раз и не два, клянча денег. В ответ мать лишь плакалась о не сложившейся жизни. На доводы дочери, что пора взять себя в руки и завязать с выпивкой, а начать бегать, Зинка вяло отмахивалась.
Тогда Галка решила не пить сама. Совсем. И держать себя в форме. Она начала бегать в четырнадцать лет, будучи в восьмом классе. Бегала в пять утра, мучительно выбирая профессию, чтобы было много денег. Мысли о том, что ей придётся добиваться всего самой подстёгивали, и скорость Галки возрастала. Также закалялся характер ранними подъёмами. Девочка не была занята и в шесть, и в семь утра – просто она мучительно боялась, что её кто-то увидит в том ужасном спортивном костюме, который был самым дешёвым на рынке. И то цена его показалась матери неимоверно высокой.
Зинка к этому времени из продавщиц переквалифицировалась в уборщицы – по причине того, что её внешний вид отпугивал покупателей, как заявил новый хозяин магазин. Всё менялось стремительно. Слово «спекуляция», которого раньше боялись, как огня, теперь вошло в почёт.
То, что у Галки Бураковой мать стала уборщицей, знали все. И смеялись. Галина закусывала губу и делала вид, что ей всё равно. Но это было не так. Девочка мучительно страдала. Насмешки одноклассников, лоховский внешний вид, наложенный на пубертат, дал гремучую смесь – Галка задалась вопросом, зачем она живёт. Вот зачем она здесь, на Земле? Ведь никому-никому она не нужна. Ничего-ничего у неё нет. И будущее бесперспективно.
Но бег прочищал мысли, и за полгода бега Галка сделала важный вывод. С ним она вступила в девятый класс: «Я никому не нужна, рассчитывать не на кого. Единственный выход – добиваться всего самой».
И наступил новый этап жизни, в котором Галка плакала по ночам от отсутствия любви, а днём пахала. В то время, как «крутые» одноклассницы уже вовсю обжимались с мальчиками по коридорам и зажигали на дискотеках, Галка сидела в библиотеке. Тем более на дискотеки ходить ей было не в чем. Так внутри росла ненависть к развлекухам вкупе с людьми, которых Галка стала считать пустыми, опасными идиотами. Эта ненависть соседствовала с такими же чувствами по отношению к огороду, который в их жизни с матерью остался. «Кормилец наш!» – звала Зинка две сотки и с бутылочкой затаскивала туда дочь.
– Совсем скисла со своими учебниками. Даже друзей нет. И мальчиков, – всхлипывала Зинка, вспоминая школьные годы.
Друзей у Галки, действительно, не было. Глупые дети её раздражали, и она всё больше закрывалась. Ходила она в школе с двумя отличницами, такими же изгоями, как она. Как же её приняли в ряды отличниц?
Просто она стала учиться не просто хорошо, а восхитительно. Вместо очередного фантастического мира она открывала учебники и зубрила, что требовалось. Даже нелюбимую физику. К концу девятого класса и после скудного празднования пятнадцатилетия (мама довольствовалась тортом и книжкой, решив, что с дочки хватит) котировки Галки в классе возросли. Она давала списывать! Дразнить её перестали. Даже попыталась подкатить Людочка с интересной книжной новинкой, но Галка показала норов и злопамятность, не распахнув объятия вместе с тетрадями бывшей подруге.
