И Торк принялся рассказывать.
Умирать все равно придется. Но несколько часов, а то и суток безумной боли… нет, не хочется. Совершенно не хочется.
***
Два часа спустя Бран Гардрен, оставив за собой восемь мертвых тел, двинулся в обратный путь. Настроение у него было отвратительным.
Как всегда, вторые, как всегда, желающие стать первыми…
Торк мало что знал, просто исполнитель.
Кто во главе заговора? Неизвестно. И он не лгал, такие вещи Бран определял не особо напрягаясь. Человек – существо несложное. Можно контролировать речь, мимику, но поди, справься с пульсом, дыханием, потоотделением… если умеешь подмечать эти изменения, то легко определишь любую ложь. Торк знал мало.
Ему отдал приказ глава клана Хардар… вот чего им не хватало?
Но Брана чутье вело, пойди они в клан Хардар, уже сейчас оказались бы в ловушке. Вовремя спохватился…
Им нельзя было дать добраться в клан Оронстег. Голубь прилетел… откуда?
Да кто ж такие вещи Торку расскажет? Побочный сын брата, фактически – воин на побегушках. Глава клана приказал – все. Берешь меч и идешь выполнять приказ, чего тебе еще надо?
Бе-гом!
Задача была проста. Перехватить ладьи, убить всех, принцессу привезти в клан Хардар по возможности живой, если не получится живой – тоже не страшно. Лишь бы все были мертвы, особенно некто Бран Гардрен.
Вот почему Анжелина и смогла выстрелить аж два раза. Почему и не убили ее…
Не ожидали. И приказ был другой.
Если получится привезти живьем – читай, глава клана приказал. И попробуйте только не привезти… зачем им Анжелина?
А элементарно.
Что бы сделал сам Бран?
Договорился бы с Ричардом. Ради сестры принц пойдет на все, это любому понятно. И не только принц. Олав тоже прогнется, Вирме сейчас не с руки враждовать с Ативерной.
Авестерцы? Эльванцы? Кто-то еще… да хоть бы и ханганы появлялись в клане? О них шла речь, о их помощи?
Торк честно пытался припомнить, но получалось плоховато. Ему искренне казалось, что это внутренние вирманские дела. Вирмане, и только вирмане…
Бран решил, что это и неплохо.
Ладно, вернемся к нашему вопросу. Что может угрожать Анжелине? Либо смерть, либо бесчестие. Хотя насчет второго… только как прелюдия к смерти. Таких идиотов, чтобы верить в благостность Эдоарда на Вирме не водится. Рассматриваем вовсе уж неправдоподобную ситуацию.
Анжелину похитили, силой выдали замуж, консумировали брак… ага, Эдоард признал это и утерся. Смеяться после второго слова.
Случись такое, похитителя найдут из принципа и развесят на соснах по всему побережью. И кусочки накрошат помельче, чтобы на все сосны хватило.
Анжелину убили.
Тут интереснее. Ярость Эдоарда обрушится на всю Вирму, это да. Но наверняка есть возможность направить ее… адресно. На клан Гардрен, к примеру. Это он виноват… потащил принцессу, не защитил принцессу… тут столько всего можно расписать – на шести свитках во всех красках. И не вывернешься, не отмоешься, не оправдаешься. Тут и Олава зацепит.
А истинные виновники, подставив, кого им надо, пролезут в Круг.
Что для этого нужно?
Анжелина. Либо убитая в нужном месте в нужное время, либо удачно спасенная. И тут-то становится ясен и расклад с девчонками.
Если Алия подслушала нечто такое… мало ли куда может занести соплю, которая ничего не знает, ни местности, ни дорог – просто ничего. Случайно присела под кустиком, слышит – заговорщики. Или…
Бран серьезно задумался, при каких обстоятельствах можно потерять фибулу?
Не было ли у нас смертей среди вирман?
А вот тут – неясно.
Еще один из вариантов – не подслушала, а что-то увидела. К примеру, убийство. И фибулу потом припрятала. Нашла того, кого видела, начала шантажировать, требовать денег, и за это поплатилась.
Могла она сказать про улику? Запросто!
Могла она сказать, что оставила все подруге? Подставляя тем самым Эшли Лорин? Ее высочество говорила, что перетряхнули сундуки обеих девушек…
Могла. Уж простите, женщины, но наивная уверенность заявки: «если со мной что-то случится, все о тебе узнают, я письмо оставила…» приводит не к обеспечению вашей безопасности. Вот ни разу!
Только к увеличению количества смертей.
И вас зароют, и тех, кому вы доверились. Во исполнение старого принципа: «шантажиста не оставляй в живых».
Это звучит логично, и тогда все понятно. Тогда хотя бы двум девушкам ничего не должно угрожать – до поры. Расспросить что Джин, что Лору несложно, разговорить их каждый сможет, тем более на такую тему. Не откажутся они поахать над телами подруг, нет, не откажутся. И сразу станет ясно, что они ничего не знали.
А вот с главой клана Хардар Бран сам разберется. Дайте только вернуться, он все припомнит, и что было, и чего не было, все узнает. Сейчас он не мог затягивать допрос – Анжелина была одна. А когда будет время…
А оно будет.
***
Анжелина так и сидела над костром. Смотрела в огонь невидящими глазами, ворошила угли палочкой, и когда Бран вышел из темноты, вскинула арбалет.
– Анжи. Это я…
Арбалет полетел в сторону, а принцесса совершенно рысьим прыжком кинулась на шею к Брану, заставив вирманина тяжело пошатнуться и схватиться за удачно выросшее рядом дерево.
– Вернулся! ЖИВОЙ!!!
И разревелась в три ручья.
И перенервничала, и передумала сколько, пока ждала, и… и поняла, что боится не за свою жизнь. А за него. Ее убьют?
Ну… что ж теперь.
А вот зачем ей такая жизнь, в которой не будет – ЕГО?
Бран неумело гладил девушку по волосам.
Вот ведь и так бывает. И привык ты обращаться с женщинами, и перебывало у тебя их сколько угодно, и жена у тебя красавица редкостная, хоть и не любит тебя, из выгоды замуж пошла, но по воле случая нашлась та, которой все равно, кто ты. Глава клана – или обычный вирманин. Жрец Холоша – или служитель Альдоная. Анжелине это безразлично. Она видит только Брана. Его самое, его душу, его глаза…
И любит – его самого.
Бран точно знал, уйди он завтра с острова, и жена за ним не последует. И наложницы тоже. И… да мало кто пойдет за ним. Может, человек двадцать-тридцать самых доверенных, его дружина, его друзья. Его дети.
Анжелина пошла бы.
Хоть куда, хоть в те земли, которые, говорят, лежат там, за чертой заката…
И самое печальное, что Бран станет первым, кто ее остановит. Потому что тоже полюбил, и не хочет зла для любимой. Иногда лучшее, что можно сделать – это оставить любимого человека, чтобы не навлекать на него опасность.
