Чем придется заплатить Брану?
Вирма, земли клана Хардринг.
Олав решился прийти к Ричарду только после того, как поговорил с Джейми. Докторус, хоть и был занят по уши, но пару минут для главы клана нашел. И честь разъяснил, что происходит с Ричардом, не выбирая выражений. А чего тут крутить? Все в одной лодке!
– Как ты?
Ни сочувствия, ни соболезнований, мужчинам не вытирают слезы. Им предлагают месть.
– Плохо, – без выражения отозвался Ричард.
– Вечером похороны, – Олав был спокоен и серьезен. – Ты проводишь ее душу?
– Да.
– Завтра утром состоится казнь.
– Казнь? – Ричард не проявлял интереса, скорее, просто повторял его слова. Но Олав был настойчив.
– Это внутренние вирманские дела. Тебе интересно, из-за чего она погибла?
– Из-за кого. Да.
Опиум притупил боль, и Ричарду не казалось, что внутри у него пустота. Она была там, но опиум послужил досками над бездной.
Джейми честно предупредил, что это ненадолго. Но хотя бы пока… на время похорон.
Ричард не знал, как будет жить дальше.
Судьба, ты… дальше приличных слов у Ричарда не находилось. Поманить счастьем – и отобрать. Дать надежду, и отнять.
Он принц, она вирманка, но разве они не могли быть счастливы? Могли!
И дети у них могли быть! И все могло быть, и приезжать он мог бы, и… у его отца все было с Джесси. У них могло быть то же самое.
Не будет.
Никогда не будет.
И Тиры не будет.
Ричард знал, что ничего с собой не сделает. Он принц, у него есть долг и обязанности, у него есть отец, есть сестры, есть Ативерна. Он должен жить хотя бы ради них.
А КАК жить…
Есть ли разница?
Теперь уже нет. Теперь уже все равно.
Тиры нет. И любви нет, и будущего, есть только долг и обязанности. Он свой выбор сделал, и ответит за него. Ему не дано быть счастливым… что ж. Он справится, он должен.
Олав рассказывал про шесть кланов, которые решили переделить власть в свою пользу. Ричард слушал.
– Какое решение вы приняли?
– Этих кланов больше не будет.
– Вы… всех убьете?
– Нет, – Олав покачал головой. – Изгоним.
– То есть?
– Дети до пяти лет останутся на Вирме. Найдем тех, кто их усыновит. Мужчины будут казнены. Женщины и старшие дети отправлены на материк.
– Это убийство.
– Им дадут унести с собой приданое. А если кто-то останется здесь, то под присмотром семьи. За них возьмут ответственность их родители, или кто-то другой, тогда они смогут остаться. Но будут помнить, что за них заплатят своими жизнями другие люди.
Ричард кивнул.
Его это мало волновало, но…
– Просто власть.
– Личные мотивы тоже.
– Личные?
– Тира приехала сюда вместе с Торсвегом. Нет-нет, между ними ничего не было, просто им было по пути. Эльг положил на нее глаз.
– Я не знал, – Ричард покачал головой.
Олав вздохнул.
– Я знал, но не думал, что все настолько серьезно. И когда у вас началось… он был в бешенстве.
– Жаль, я его не убил раньше.
– Жаль, – согласился Олав. – Побудь с ней сейчас. А вечером приходи на пристань.
Ричард кивнул.
Олав ушел, и порадовался. Тихо, про себя.
Про сестру Ричард не спросил. И это радовало, потому что сказать ничего Олав не смог бы.
***
Вечером на пристани было людно.
Пришли все, кто был в этот день в гостях у Хардрингов.
Все вирмане стояли босиком. В знак прощания.
Такой обычай.
Босые ноги, распущенные волосы.
Ричард стоял во всем зеленом, но босой, в знак солидарности. Все с оружием, у женщин в руках факелы.
Олав руководил церемонией.
Мертвые тела вносили на корабль, укладывали рядами.
Никто не плакал. Не слышно было ни криков, ни стонов…. Ричард помнил, как показывали горе у него на родине. Как кидались вдовы на гроб, как рыдали, утирая слезы.
Здесь этого не было.
Если кто-то и плакал, то молча.
Стояли и молчали дети. Стояли, стиснув зубы, мужчины, которые остались в живых.
Тиру Ричард внес на корабль сам. Последний раз прижал ее к себе, последний раз коснулся губами светлых волос. Завернул ее в свой плащ, подумал минуту…
Потом снял с руки браслет с бриллиантами и надел на руку Тиры.
Пусть она уйдет в вечность его женой.
Что там будет после смерти, как… пусть их души встретятся. Хотя бы там.
Кто-то коснулся локтя Ричарда.
Труди.
– Вот, возьми.
В руку Ричарда лег тяжелый медальон. Кажется, серебряный.
– Я…
– Возьми – и уходи.
В руке женщины был факел. Светлые волосы распущены и развеваются ветром с моря.
– Прощай… сын.
Ричард несколько секунд смотрел непонимающе. Потом сообразил.
– Но… нет!
– Да. Это мое право, сынок. Прощай и помни – она тебя любила. Больше жизни.
Ричард медленно опустился на одно колено и коснулся губами руки Труди.
– Я буду помнить. Всегда.
Теплая материнская рука взъерошила его волосы.
– Прощай, сын.
***
Ричард спустился с корабля. И заметил на нем несколько людей. Посмотрел на Олава, стоящего рядом.
– Это… то, о чем я думаю?
– Это их право, – Олав смотрел понимающе. – Для вас это дико, да. Но если человек не может оставаться на этой земле? Если его здесь уже ничто не держит, а ТАМ его ждут?
Ричард медленно опустил голову. Он понимал.
Он слишком хорошо понимал.
Корабль уходил от берега, и все жарче разгорался на нем костер, политые маслом доски вспыхнули почти сразу, занялись дымным пламенем, и в этом пламени уходил и сам Ричард.
Молодой, веселый, тот шалопай, который пил и гулял некогда с Джерисоном.
Что-то выгорало в нем наглухо.
Что-то, чему не было названия.
В эту ночь уходил и он. И знал, что не вернется.
Уходила его молодость.
