– Мне не в чем каяться! Я была королевой, я была предана и опозорена, я вернула себе принадлежащее мне по праву, – резко бросила Альбита. Слова гремели над площадью, словно раскаты грома, люди слушали. – Я отомстила и не жалею ни о чем.
И прежде, чем кто-то успел заткнуть ей рот, опустилась на колени перед плахой.
– Альдонай, прими мою душу!
Голова легла на отполированное дерево.
Палач покосился на Альтреса Лорта, и тот кивнул.
Блеснул топор.
Последний взгляд Альбиты был обращен именно в сторону королевского шута, и Альтрес не смог уклониться. Сколько же всего было в этом взгляде.
Сколько боли, сколько ненависти…
Ты выиграл!
Будь ты проклят!
Хотя в чем виноват лично Альтрес? Ему когда-то тоже не нравилась идея Гарда, но брат настаивал. Что оставалось делать верному палачу короля? Только исполнить его приказ.
Нравится, не нравится…
Кто его спрашивал?
Вот и сейчас…
Альтрес чувствовал себя омерзительно.
Тело Альбиты заливало кровью эшафот. На зеленом кровь – бурая, гадкая… и небо отражается в мертвых глазах королевы.
Да, королевы.
Он всего лишь исполнял приказ.
Он только отомстил за брата.
Почему же так гадко на душе? Так невероятно гнусно, словно там нагадили все бездомные кошаки Кардина?
Политика, будь она проклята. И – месть.
Альтрес знал, что сегодня выпьет. Только вот с кем… графа Иртон попросить, что ли? С нижестоящими как-то не подобает, с подчиненными, а тут посторонний человек, уедет скоро…
Однозначно, так и надо сделать.
***
Эдвин и еще трое наемников наблюдали за летним дворцом.
Остальные наемники уехали, пригрозив нанимателю и получив расчет. Не договаривались они голову класть на плаху, еще не хватало. А вот Эдвина заело.
Ну хоть какой-то реванш он должен был взять?
Хочется хоть чем-то отплатить за унижение, на проигрыш, за втоптанные в грязь перспективы… ведь мог бы и канцлером стать при ее величестве Альбите, или там, Генрихе. Увы…
Теперь он может стать либо беглецом, либо трупом. А коли так…
На королеву Эдвин покушаться не хотел, пусть живет, Мальдоная с ней. Милию он видел пару раз и свое мнение составил. Да, клушка. Но и такие кому-то нужны.
Зла на королеву у него не было, женщина пыталась детей спасти. Чего тут злиться, тут уважать надо.
А вот Иртоны…
Пресловутый камешек в жерновах, из-за которого сломалась мельница.
Эдвин решил подстеречь Лилиан Иртон, а потом…
От арбалетной стрелы никто не спасется, будь ты хоть трижды шильдой. Не отведешь ты стрелу именем Мальдонаи, она отлично летит в цель. А если что, можно и в храме ее освятить, ради благого-то дела.
Золотые монетки делали свое дело. Эдвин узнал, что завтра поутру ее величество выезжает в столицу. И графиня с ней, а то как же!
Такую власть забрала эта ативернка, просто страшно!
Ходит, распоряжается… докторус, правда, говорит, что она в лекарском деле толк знает, да откуда бы? Баба ж! Чего она там умеет?
Служанки на графиню вообще были сильно обижены за то, что пришлось заново отмывать королевские покои, да еще раз в день проводить в них влажную уборку. Но Лиля была неумолима.
Трое детей! Да еще один из них младенец и мать в послеродовом периоде.
И развести тут грязь?
Даже не надейтесь!
Уборка, уборка и еще раз уборка.
Схожая участь постигла и кухню, тарелки отскребались не за страх, а за совесть, а приготовленные блюда Лиля пробовала лично. Не из вредности.
Просто… если кто не в курсе, холодильники – изобретение двадцатого века. А изобретение средневековья – соусы. Чтобы скрыть пищу «с душком».
Про походный вариант термоса Лиля рассказала, и Милия впечатлилась, но это ж пока еще сделают, пока введут в эксплуатацию!
А сейчас привезут позавчерашнюю рыбку, соусом зальют – и кушай?
Нет уж!
Она и так кучу сил угробила ради спасения ее величества, еще не хватало какой-нибудь радости типа расстройства желудка, отравления, интоксикации… у Милии только молоко начало появляться. Ни к чему такое дело.
Обычно знатные дамы не кормили грудью, но…
С последним ребенком Милия решила попробовать.
И мужа уже нет, к которому надо возвращаться (считалось, что пока кормишь, интимные отношения с мужем – грех), и малышу полезно (это уже объяснила Лиля), да и самой матери…
Милия несколько раз в день прикладывала малыша к груди, и ей становилось чуть легче. Не физически.
Духовно.
Мужу она помочь не могла, но сыновей его спасла. Детей, ради которых он жизнь отдал. И последнего – тоже…
Кор не запомнит отца, а Гард его никогда и не увидит…
Милии было грустно от этих мыслей.
А кухаркам грустно от придирок графини Иртон. Не любили ее в замке, и с радостью сдали всю информацию доброму и щедрому господину.
Так что утром третьего дня Эдвин Фремонт приготовил все для засады, взял два арбалета (мало ли что, пока поди, еще взведи его), и полез в укрытие.
Выстрелить, а там пусть гадают, откуда стрела просвистела.
Эдвин продумал все. Кроме…
***
Королевский выезд.
Лиля смотрела на все достаточно скептически.
Она помнила, как организовал их путешествие Томас Конкор, и признавала – такого специалиста здесь нет. Есть гвардейцы.
Они умеют ходить в походы, организовывать биваки, привалы, останавливаться в трактирах… это другое.
Везти высокородных господ так, чтобы те остались довольны, гвардейцы просто не умеют. Это – не их работа. Поэтому Лиля решила взять часть проблем на себя.
К примеру, карета.
Ее надо правильно устроить, и взять еще две – на всякий случай.
Продукты. Милия не может сейчас есть зажаренное на костре мясо не первой свежести. Или дичь. Это кормящая мать, у нее свой рацион.
Служанки.
Кормилица.
Эввиры, которые решили вернуться в столицу – и чего б не сделать это под такой надежной охраной? Грех не воспользоваться!
А дети?
Можно было понадеяться, что найдется кто-то умный, грамотный, знающий, все организует и сделает… и сидеть ровно на попе. До появления проблем.
