– До сих пор?
– О да. Все еще ищу. Другая бы после всего уже образумилась. Пойдешь в душ первой?
– Нет. Иди ты.
В соседнем номере что-то праздновали, а стены были слишком тонкими, чтобы заглушить шум. Пока Шерил мылась, Лори лежала на кровати и прокручивала в голове события прошедшего дня. Долго это не продлилось. Не успела она задремать, как ее растормошила Шерил – уже ополоснувшаяся и готовая к вечернему выходу в свет.
– Ты идешь? – спросила она.
– Слишком устала, – ответила Лори. – А ты развлекайся.
– Если тут вообще есть места, где бывает весело… – горестно вздохнула Шерил.
– Ты найдешь, – сказала Лори. – Пусть тебя здесь запомнят надолго.
Шерил дала слово и оставила Лори отдыхать, но та уже не чувствовала усталости. Могла разве что дремать, да и то время от времени просыпалась из-за громких приступов хмельного веселья из смежного номера.
Она поднялась в поисках аппарата с водой и льдом и вернулась в уже не такую мирную постель с бескалорийным стаканом на ночь. Наконец она решила принять ванну и расслабиться, пока соседей не утихомирит выпивка или усталость. Погрузившись в горячую воду по шею, она чувствовала, как ослабляются узлы мышц, а когда вышла, уже совсем разомлела. В ванной не было вытяжки, так что оба зеркала запотели. Она была благодарна их тактичности. Перечень ее недостатков и без того казался длинным, чтобы его пополняло очередное самосозерцание. Шея слишком толстая, лицо слишком худое, глаза слишком большие, нос слишком маленький. В сухом остатке нагромождение избытков, а любая попытка с ее стороны возместить ущерб лишь его усугубляла. Ее волосы, которые она отрастила, чтобы прикрыть огрехи шеи, были такими пышными и такими темными, что лицо в их обрамлении выглядело осунувшимся. Губы – губы ее матери от и до, – от природы неприлично алые, но если обуздать цвет бледной помадой, то выражение глаз становилось еще глубже и уязвимей, чем обычно.
Не то чтобы из-за всех черт в совокупности она выглядела непривлекательно. У ее ног побывало достаточно мужчин. Нет, загвоздка в том, что выглядела она не так, как себя чувствовала. Лицо миленькое, а она – не миленькая; не хотела быть миленькой или чтобы миленькой ее считали. Возможно, сильные чувства, затронувшие душу в последние часы, – при виде крови, при виде могил, – со временем оставят на лице свой след. На это она надеялась. Воспоминание о них было еще свежо – и обогащало, хоть и приносило боль.
Все еще голая, она вошла в спальню. Как и надеялась, гуляки за стеной попритихли. Играл уже не рок-н-ролл, а что-то амурное. Она села на краю кровати и провела руками по груди, наслаждаясь их гладкостью. Дыхание переняло медленный ритм музыки из-за стены; тело к телу, губы к губам. Лори откинулась в постели, скользнув правой рукой ниже. Так и чуяла в покрывале, на котором лежала, накопившийся за несколько месяцев сигаретный дым. Из-за этого номер казался каким-то проходным двором с еженощными посетителями. Мысль о своей обнаженности в такой комнате и о запахе чистой кожи на вонючей кровати остро возбуждала.
Она впустила указательный и средний пальцы в щелку, чуть приподнимаясь бедрами навстречу исследованию. Она редко себя так радовала; католическое воспитание ставило чувство вины между инстинктом и пальцами. Но сегодня она была другой женщиной. Быстро нашла захватывающие дух места, уперлась ногами в край кровати и раздвинула их пошире, чтобы дать разыграться обеим ладоням.
С первой волной мурашек представляла она не Буна. Мертвецы – плохие любовники. Его лучше забыть. Лицо было красивым, но больше его не целовать. Красивым был и член, но больше его не ласкать, не принимать в себя. У нее осталась только она, удовольствие ради удовольствия. Это она сейчас и представляла: то самое, чем занималась. Чистое голое тело на вонючей постели. Женщина в незнакомом номере наслаждается незнакомой собой.
Ею больше не управлял ритм музыки. Она нашла свой – тот накатывал и опадал, накатывал и опадал, с каждым разом забираясь все выше. Пика не было. Только вершина за вершиной, пока она наконец не покрылась потом и не пресытилась ощущениями. Несколько секунд пролежала неподвижно. Затем, зная, что сон быстро берет свое и негоже проводить ночь в таком положении, откинула все простыни, кроме одной тонкой, приложила голову к подушке и провалилась в пространство за закрытыми глазами.
2
Пот на теле стыл под тонкой простыней. Во сне она находилась на кладбище Мидиана, и ей навстречу по рядам спешил ветер со всех сторон света разом – с севера, юга, востока и запада, – обдавал ее холодом, трепал волосы над головой, забираясь под блузку. Ветер не был невидим. У него чувствовалась текстура, словно он нес груз пыли: мусор набивался ей в глаза и запечатывал нос, отыскивал и другие пути внутрь, через нижнее белье.
Только когда пыль ослепила совершенно, она осознала, что это: останки мертвецов, древних мертвецов, поднятые ветрами с пирамид и мавзолеев, из крипт и дольменов, боен и крематориев. Гробовая пыль, человеческий прах, размолотые кости – все неслись в Мидиан и ловили ее на перепутье.
Она чувствовала мертвецов внутри себя. Под веками; в горле; поднимавшихся к матке. И, несмотря на холод и ярость четырех бурь, она не боялась их, не желала их изгнать. Они искали ее тепла и женственности. Она не могла им отказать.
– Где Бун? – спросила она во сне, решив, что мертвецам положено знать. В конце концов, он в их числе.
Лори знала, что он недалеко, но ветер крепчал, толкал со всех сторон, завывал над головой.
– Бун? – спросила она снова. – Мне нужен Бун. Приведите его.
Ветер услышал. Завыл громче.
Но поблизости был кто-то еще, отвлекал ее от ответа.
– Он мертв, Лори, – сказал голос.
Она пыталась игнорировать этот дурацкий голос и сосредоточиться на расшифровке ветра. Но уже сбилась с мысли, пришлось начинать заново.
– Я ищу Буна, – сказала она. – Приведите…
– Нет!
Снова этот проклятый голос.
Она попыталась в третий раз, но жестокость ветра уже стала иной; ее трясло.
– Лори! Проснись!
Она цеплялась за сон; за сон о ветре. Тот все еще мог сказать то, что ей нужно знать, если на миг дольше удержаться против натиска сознания.
– Бун! – позвала она вновь, но ветра удалялись и забирали мертвецов с собой. С зудом выходили из вен и чувств. Все знания, какими ее могли наделить, уходили с ними. И она была бессильна их удержать.
– Лори.
Ушли; теперь все ушли. Унеслись в буре.
Не оставалось ничего другого, кроме как открыть глаза, зная, что они встретят Шерил – всего лишь плоть и кровь на другом конце кровати, глядящую на нее с улыбкой.
– Кошмар? – спросила она.
– Нет. Не совсем.
– Ты звала его по имени.
– Знаю.
