Брешь в дыму открыла солнце, зависшее на краю мира. Красный свет ослепил Лори. Она закрыла глаза.
В темноте, недалеко позади, она услышала дыхание. Открыла глаза и начала поворачиваться, зная, что это зло. Уже поздно бежать. Маска был в ярде от нее и приближался.
Оставались секунды до того, как ее нашел нож, но этого хватило, чтобы увидеть Маску таким, как никогда. Вот вся пустота на увиденных лицах, совершенно усовершенствованная; человеческое зло как миф. Бессмысленно называть его Деккером. Это был не Деккер. Бессмысленно называть его вовсе. Оно было так же далеко за пределами имен, как она – за пределами возможности его остановить.
Оно полоснуло по руке. Раз, и второй.
На сей раз оно не дразнило. Оно пришло с ней расправиться.
Раны жгло. Лори инстинктивно закрыла их рукой, но движение дало возможность сбить ее с ног. Она не успела приготовиться к падению. Удар опустошил легкие. Всхлипывая без воздуха, она отвернулась к земле, чтобы закрыться от ножа. Земля под ней как будто содрогнулась. Наверняка иллюзия. Но это повторилось.
Она оглянулась на Маску. Он тоже ощутил дрожь и смотрел на кладбище. Эта заминка будет единственной отсрочкой; ей надо воспользоваться. Выкатившись из его тени, она поднялась на ноги. Ни следа Нарцисса или Рейчел; никакой надежды на спасение от посмертных масок, оставивших свой караул и торопившихся прочь от дыма, пока усиливалась дрожь. Не сводя глаз с ворот, куда вошел Бун, она, спотыкаясь, спустилась с холма, пока пыльная земля плясала у ее ног.
Источником возмущения был Мидиан. Его сигналом – исчезновение солнца, а с ним и света, запершего местный народ под землей. Это их шум сотрясал землю, когда они разрушали свое убежище. То, что было внизу, больше внизу не останется.
Ночной народ поднимался.
Знание не сбило ее с курса. Что бы ни высвободилось за воротами, Лори давно уже с ним примирилась и могла ожидать пощады. От ужаса за спиной, не отстававшего ни на шаг, ей ждать нечего.
Теперь только огонь от гробниц освещал ее путь – путь, усеянный обломками осады: бензиновыми канистрами, лопатами, брошенным оружием. Она была почти у ворот, когда заметила у самой стены Бабетту с лицом, искаженным ужасом.
– Беги! – закричала Лори, испугавшись, что Маска ранит ребенка.
Бабетта послушалась – тело как будто растаяло в звериное, когда она обернулась и помчалась через ворота. Лори отставала всего на несколько шагов, но когда переступила порог, дитя уже пропало, затерялось на задымленных аллеях. Здесь дрожь была так сильна, что корчевала камни мостовой и низвергала мавзолеи, словно некая сила под землей – возможно, Бафомет, Тот, Кто Создал Мидиан, – сотрясала основания некрополя, обращая округу в руины. Она не ожидала такой жестокости; шансы выжить в катаклизме минимальны.
Но лучше быть погребенной под щебнем, чем сдаться Маске. И, в конце концов, быть польщенной, что судьба хотя бы предлагала ей гибель на выбор.
XXII
Терзания
1
Вкамере в Шир-Неке Буна снедали воспоминания о лабиринте Мидиана. Закрывая глаза из-за солнца, он понимал, что затерялся в нем, только чтобы, открыв снова, найти сходство с лабиринтом лишь в рисунке на кончиках пальцев и вен на руках. Вен, по которым не бежала кровь; напоминание о его позоре, как и Мидиан.
Лори развеяла чары отчаяния, когда пришла не умолять, а требовать, чтобы он простил себя.
Сейчас, вернувшись на аллеи, породившие его чудовищное состояние, он видел в ее любви жизнь, которой его тело больше не обладало.
Это утешение пригодилось ему в пандемониуме. Ночной народ не просто рушил Мидиан – он стирал с лица земли всякий намек на свою суть или память о своем появлении. Бун всюду видел их за работой – они заканчивали то, что начал набег Эйгермана. Собирали ошметки своих павших и бросали в пламя; сжигали свои постели, свою одежду – все, что не могли забрать с собой.
Это была не только подготовка к побегу. Он видел Народ в формах, в каких еще не имел чести лицезреть: расправлялись крылья, распрямлялись конечности. Один становился множеством (человек-стая); множество становились одним (три любовника – облако). Повсюду – ритуалы прощания.
Эшбери все еще шел подле Буна, ошеломленный.
– Куда они?
– Я опоздал, – сказал Бун. – Они покидают Мидиан.
Впереди с гробницы слетела крышка, и в ночное небо взмыла ракетой призрачная форма.
– Великолепно, – сказал Эшбери. – Что они такое? Почему я никогда их не знал?
Бун покачал головой. Он не умел объяснить Народ старыми способами. Они были не от ада; но были и не от рая. Они те, кем не мог быть вид, которому Бун принадлежал раньше. Нелюди; антиплемя; человеческий мешок, распоротый и перекроенный, с луной внутри.
И теперь, не успев их познать – а познав их, познать себя, – он их терял. В своих чертогах они находили средства полета и уносились в ночь.
– Опоздал, – повторил он, и боль от разлуки вызвала слезы на глазах.
Бегство ускорилось. Со всех сторон распахивались двери, переворачивались плиты и возносились в бессчетных формах духи. Не все летели. Кто-то бежал козлом или тигром сквозь огонь к воротам. Большинство поодиночке, но некоторые, чью плодовитость не укротила ни смерть, ни Мидиан, семьями по шестеро и больше, с малышами на руках. Он знал, что видел конец века, толчок которому дал он, когда ступил на землю Мидиана. Он творец этих разрушений, хоть и не разжигал пожаров и не рушил склепов. Он привел в Мидиан людей. Тем самым он его уничтожил. Даже Лори не убедит простить себя за это. Эта мысль искусила бы его броситься в огонь, не услышь он, как его по имени зовет ребенок.
Девочка была человеком не более, чем нужно, чтобы произнести слова; остальное было зверем.
– Лори, – сказала она.
– Что с ней?
– Она у Маски.
Маска? Это могло означать только Деккера.
– Где?
2
Близко – и все ближе.
Зная, что ей не обойти его в скорости, она попыталась обойти его в смелости: идти туда, куда, как она надеялась, он не посмеет. Но Маска слишком разгорячился от вкуса ее жизни, чтобы отстать. Он последовал на территорию, где под ногами разверзалась земля, а вокруг просыпались дымящиеся камни.
Но позвал ее не его голос.
– Лори! Сюда!
Она рискнула бросить отчаянный взгляд, и там – благослови его боже! – манил Нарцисс. Она сошла к нему с тропы – или того, что от нее осталось, – ныряя промеж двух мавзолеев, когда лопнули их витражи и поток тени, испещренный глазами, оставил укрытие ради звезд. Словно лоскут самого́ ночного неба, дивилась она. Ему место на небесах.
Зрелище замедлило ее лишь на один роковой шаг. Маска сократил разрыв и вцепился в блузку. Она бросилась вперед, чтобы избежать неминуемого удара, и ткань разорвалась с ее падением. В это раз она попалась. Уже потянувшись к стене, чтобы подняться на ноги, она почувствовала на шивороте руку в перчатке.
