— Значит, дело обстоит хуже, чем я думал. Кто же мог
организовать покушение в самом центре Москвы? Кто-то из бывших «ликвидаторов»?
Суперзасекреченные агенты, о которых не принято было говорить даже в КГБ?
Офицеры, специализирующиеся на активных мероприятиях за рубежом? Я знаю, их
досье под запретом, не подлежат выдаче. Верно?
Руднев взглянул на Суслову.
— Говори, говори, не бойся, — спокойно сказала она, — ему
можно, он знает о «ликвидаторах».
— Вы правы, — сказал Руднев, — речь идет о «ликвидаторе».
Бывшем сотруднике КГБ, а потом ФСБ. Во время одной операции, когда нужно было
вывезти из страны и спрятать сто миллионов долларов, он явно перестарался.
Погибли случайные свидетели. Он получил двенадцать лет тюрьмы и воспринял это
как вопиющую несправедливость, поскольку считал, что выполнял приказы
начальства. Четыре месяца назад кто-то устроил ему побег. За сутки до его
перевода в один из сибирских лагерей, подальше от Москвы.
— Ему помогли? — догадался Дронго.
— Да, — Руднев говорил монотонно, скрипучим, неприятным
голосом, — поэтому нам нужен независимый эксперт, поскольку мы до сих пор не
знаем, кто именно ему помог. Нужен специалист такого же класса, как он сам. И
таким специалистом в Службе внешней разведки считают вас.
— Его досье сохранилось?
— Да. Но с ним может ознакомиться только начальник
управления, причем не выходя из службы безопасности.
— Я не смогу его посмотреть?
— Нет. Но мы сообщим все, что вас заинтересует.
— Любопытное поручение. — Дронго отпил из чашки чаю,
поднялся, прошелся взад-вперед по комнате, переваривая услышанное. Потом вдруг
спросил: — А почему я вам так не нравлюсь, полковник?
— Что? — удивился Руднев. — При чем тут мои симпатии?
— Я вижу, вы раздражены? Почему? Мне это кажется странным.
Руднев взглянул на Суслову, ничего не ответил и отвернулся.
Елена ответила ему тревожным взглядом и тихо спросила:
— Можно, я скажу?
— Не стоит, — поморщился Руднев, словно от зубной боли, — я
сам. — Он помолчал и объяснил: — Один из погибших в автомобиле Полетаева был
моим племянником. Извините, Дронго, я весь день сам не свой. Они так обгорели,
что труп опознать невозможно. Меня в морг не пустили. Парню было всего двадцать
семь.
Дронго перевел взгляд с Руднева на Елену. Она кивнула,
ожидая от него ответа.
— Двадцать семь, — повторил Дронго, снова садясь, — так как,
вы говорите, звали этого бежавшего полковника?
День первый. Москва 22 часа 30 минут
Артем Сергеевич посмотрел на часы. Было половина одиннадцатого.
В приемной дежурили офицеры ФСБ и один из его помощников. Внизу вместо одного
сотрудника охраны дежурили двое сотрудников милиции с автоматами. Возле
министерства, кроме машины с сотрудниками ФСБ, стояла машина автоинспекции.
Полетаев поднялся, развел руки в стороны и поморщился, услышав, как хрустнули
суставы. Сегодняшний день был, пожалуй, самым тяжелым в его жизни. Мысль о двух
погибших угнетала. Он чувствовал себя почти сообщником убийц, словно был
виноват в том, что не оказался утром в своей машине и чудом уцелел.
Он вызвал своего помощника и спросил, есть ли дежурная
машина.
— Есть, Артем Сергеевич, — доложил помощник, — но нам
сказали, что вы поедете на другой машине. Вас уже ждут. Приехал новый
руководитель группы.
— Да, да, — быстро проговорил, поморщившись, Полетаев. Он
вспомнил, что раненого полковника с грузинской фамилией должен был заменить
кто-то другой. Нужно познакомиться — решил Артем Сергеевич и, снова вызвав
помощника, попросил пригласить нового руководителя группы к нему в кабинет.
— Артем Сергеевич Полетаев. — Он протянул руку вошедшему.
— Полковник Руднев, — представился в свою очередь сотрудник
ФСБ.
Министр замер и тихо спросил:
— Вы однофамилец или родственник?
— Погибший был моим племянником, — сухо сообщил полковник.
— Ясно, — мрачно произнес Полетаев, — мои соболезнования.
— Спасибо. Передам их его отцу, моему старшему брату.
— Вы можете дать мне номер его телефона? — вдруг спросил
Полетаев.
— Могу.
— Давайте. Я должен ему позвонить.
Руднев продиктовал номер. Полетаев подошел к аппарату,
набрал несколько цифр и положил трубку.
— Не могу, — в замешательстве сказал он, — не могу. Лучше
заеду к нему. Он далеко живет?
— В Митине. Но вам нельзя туда ехать.
— Нельзя, — повторил Полетаев, снова поднял трубку и теперь уже
решительно стал набирать номер. — Как зовут вашего брата? — спросил он у
Руднева.
— Иван Михайлович.
— Алло. Здравствуйте. Это говорит Артем Сергеевич Полетаев.
Мне нужен Иван Михайлович Руднев.
— Я вас слушаю, — глухо ответил Иван Михайлович. Полетаев
слышал рыдания женщин, видимо, доносившиеся из соседней комнаты.
— Иван Михайлович, — взволнованно сказал Полетаев, — вы
извините, что беспокою вас так поздно. Хотя о чем я говорю… Я хотел вам сказать,
что ваш сын погиб как герой. Как настоящий герой, — с чувством повторил он, —
вам, конечно, не легче от этого, но я буду ходатайствовать перед руководством
страны о его посмертном награждении. Он погиб на своем посту.
— Да, — согласился отец, — вы правы. Мы так его воспитывали.
— Передайте соболезнования вашей супруге, — сказал Полетаев
и, чувствуя, что разговор получается официальным, фальшивым, добавил: — Мне
кажется, я виноват в его смерти. Никогда не прощу себе этого. И никогда не
забуду о нем, обещаю. Простите меня, если можете.
— Вашей вины тут нет никакой! — возразил Иван Михайлович. —
Но все равно, спасибо на добром слове. Спасибо.
— И вам спасибо за сына. До свидания.
Закончив разговор, Полетаев повернулся к полковнику и прочел
в его глазах понимание. На душе стало легче.
— Что я должен делать? — спросил он.
— ??ы поедете домой на нашей машине, вместе со мной. Она ждет
внизу. Следом будет ехать такая же машина с затемненными стеклами, поэтому
никто не узнает, в какой из двух машин находитесь вы.
— Согласен. На сегодня я закончил дела. А что будет завтра?
Ведь я должен лететь в Лондон. Мне сказали, что вместе со мной полетят ваши
сотрудники.
— Да, — ответил Руднев, — мы полетим все вместе. Я теперь
назначен руководителем группы вместо полковника Кикнадзе.
