— Конечно. Руднев приказал быть готовыми прямо оттуда ехать
в аэропорт. Мы уже не вернемся в отель.
— Все ясно, — мрачно сказал он.
— А ты хотел бы, чтобы я осталась? — голос ее слегка
дрогнул.
— Стоит ли обсуждать невозможные варианты, — ответил Дронго.
— Ты должна быть вместе с группой. Все правильно. Я вылетаю ночью во Франкфурт.
Рано утром буду в Москве. Где министр проведет ночь?
— Не беспокойся, — уклонилась она от ответа, опасаясь, что
телефон прослушивается, — все в порядке. Его семья тоже под охраной.
— Тогда увидимся с утра в министерстве, — сказал Дронго.
— Может, отдохнешь завтра?
— Завтра последний, решающий день. Три попытки не удались. У
вашего Полетаева неплохой ангел-хранитель. Но, боюсь, ему надоест спасать
министра, и тогда нам придется заниматься четвертой попыткой.
— Жду тебя в Москве, — сказала Елена. — Да, вот еще что.
После того как тебя увезли в больницу, в парке появилась Джил. Видел бы ты, как
она переживала. По-моему, девочка в тебя влюблена.
— Ты забыла, сколько мне лет. Я гожусь ей в отцы. Мне
тридцать девять.
— Ладно, ладно, не прибедняйся. Во всяком случае, она очень
хороша. И обязана тебе жизнью. Вообще денек для тебя выдался неплохой. Ты так
не думаешь?
— Поговорим об этом в Москве, — сказал Дронго, — до
свидания.
— Будь здоров.
Он положил трубку и устало откинулся в кресле. В этот момент
в дверь постучали.
«Господи, — подумал он, — неужели полицейского принесло?» Но
он просто не в состоянии сейчас отвечать на вопросы. Дронго, даже не глянув в
«глазок», открыл дверь. На пороге стояла Джил. Она успела переодеться и теперь
была в темно-коричневом двубортном брючном костюме и белой блузке с изящной,
тоже коричневой, сумочкой в руках. Дронго сразу определил, от какой фирмы эта
стильная сумочка.
— Добрый вечер, — тихо произнес он.
— Можно войти?
— Конечно. — Они прошли в комнату.
— Как у вас здесь уютно! — Она огляделась.
— Вы, очевидно, живете в королевском сюите? — спросил
Дронго, жестом указав на кресло. Она села, удобно устроившись.
— У меня обычный сюит, — пожала она плечами, — из двух
комнат.
Он пододвинул к себе стул, стоявший у письменного стола.
— Я хотел извиниться, — сказал Дронго.
— За что? — не поняла она.
— Я позволил себе повысить голос на вас. Не выдержал,
сорвался. Простите меня.
— Я не в обиде на вас. — Она улыбнулась. — Мужчинам это
свойственно. На меня еще никто никогда не кричал.
— Значит, я первый. Весьма сомнительное первенство.
— Вы не сказали, как вас зовут. Но я узнала у портье. А
потом приехали полицейские. Расспрашивали, как выглядит новая горничная.
— Вы ее запомнили?
— Конечно. Глубоко посаженные злые глаза. Острые скулы.
Темные волосы. Родинка. Возле носа, с правой стороны.
Дронго закрыл глаза и попытался представить себе эту
женщину. И вдруг понял, что уже видел ее. Только волосы у нее были не темные, а
рыжие. Она как раз выходила из лифта, когда он пробегал мимо. Совершенно точно.
Родинка. Глубоко посаженные глаза. Черт возьми, он обязан был ее задержать. Но
ему и в голову не пришло, что это та самая горничная. А просто так задерживать
женщину в «Дорчестере» довольно сложно. Это чревато крупными неприятностями.
— Вы расстроены? — спросила Джил.
— Нет, плечо немного болит.
— Говорят, вы ранены? Как себя чувствуете?
— Нормально. Врачи считают, что ничего серьезного.
Наступило молчание. Вдруг она сказала:
— Я сначала подумала, что вас ко мне подослали. Потом, что
вы служите в охране отеля. Потом, что вы полицейский.
— А сейчас что вы думаете? — усмехнулся Дронго.
Она легко поднялась, он тоже встал и только сейчас заметил,
что она высокого роста. Она шагнула к нему.
— Я видела, как вы спасли девочку, — сказала Джил.
Он внимательно смотрел на нее. Господи, совсем еще ребенок.
Словно в подтверждение его мыслей, Джил сказала:
— Я обманула вас.
— Обманули? Каким образом? — спросил он, ощущая легкий
аромат ее парфюма.
— Сказала, что мне двадцать два года, мне недавно исполнилось
двадцать.
— Вы хорошо выглядите для своего возраста, — пошутил он. — Я
думал, вам и двадцати нет.
Она подошла к нему совсем близко и посмотрела в глаза.
— Вы мне нравитесь. На меня еще никто не повышал голоса.
— Я уже извинился.
— А я не принимаю ваших извинений. Поцелуйте меня.
В такой момент нельзя возражать, нельзя даже колебаться. Он
наклонился и поцеловал ее, едва коснувшись губами ее губ.
— Нет, — сказала она, — не так.
— Я должен вас предупредить, графиня, что не имею чести
принадлежать к аристократическим итальянским родам и мне много лет. Я гожусь
вам в отцы. Вас это не смущает?
— Сколько вам?
— Тридцать девять.
— Вы на шестнадцать лет моложе отца, — улыбнулась она,
протягивая к нему руки.
— Меня посадят за совращение несовершеннолетней, — прошептал
Дронго, обнимая графиню.
На этот раз поцелуй был долгим. Затем она отстранилась от
него и стала расстегивать жакет.
— Что ты делаешь? — Он не испугался, только спросил.
— Подруги говорили, что сорок лет для мужчины — самый лучший
возраст. Он уже все знает и умеет, — ответила Джил чуть слышно. — Я останусь с
тобой.
— Это мимолетное влечение, оно быстро пройдет. — Дронго все
еще боялся поверить в реальность происходящего.
— Нет, — заявила она, сняла жакет и стала расстегивать
блузку, — не пройдет.
Он смотрел, как она раздевается. На пол упала блузка, брюки,
она расстегнула бюстгальтер. Он заметил, как сильно она покраснела, раздеваясь
перед мужчиной.
— Не нужно, — сказал он, взяв ее руку.
— Я воспитывалась в английском пансионе. Целых шесть лет, —
почти прошептала она по-итальянски. В этот момент ей было трудно говорить на
чужом языке. — И мне нелегко было решиться на это. Ты у меня первый мужчина.
Обещаешь быть ласковым?
