— Будь осторожен, Артем, горячий ты человек, доверчивый. Я
постараюсь понять тебя, мы ведь с тобой давно знакомы. А вот другие не поймут.
— Ты о чем?
— Ни о чем. Просто так, будь осторожен.
День третий. Москва 15 часов 58 минут
Они двигались по коридорам второго этажа, проверяя служебные
помещения. В некоторых находились сотрудники Центра, у всех были карточки с
особой синей полосой, свидетельствующие о благонадежности. Суслова постоянно
хмурилась, видимо, все еще находясь под впечатлением разговора с Корниенко.
Дронго видел ее состояние и молча шел рядом.
— Не нужно так жалостливо сопеть, — заметила Лена, когда они
зашли в очередную комнату. Карточки висели у каждого на груди. Таково было
требование службы безопасности.
— У меня сломан нос, — возразил Дронго, — поэтому сопение
мое не жалостливое, а скорее физиологическое.
— Не смешно. — Она кивнула сотрудникам Центра и вышла. В
коридоре находились еще двое сотрудников службы безопасности с краснополосными
карточками.
— Почему ты считаешь, что весь мир должен скорбеть из-за
твоего спора с полковником Корниенко? — спросил Дронго. — Я стараюсь не
вмешиваться в ваши служебные дела.
— Это был не спор, — возразила она, — и ты это прекрасно
понимаешь. Он настаивал на моем отстранении от работы в группе.
— Что за глупость! Но какие он выдвигал причины?
— А он тебе не сказал?
— Конечно, нет. Или ты считаешь, что Корниенко вообще может
мне что-либо рассказать? Они с Рудневым, кажется, меня недолюбливают.
— Я видела Слепнева, встречала его. Но сам Слепнев об этом
не знает. У него в Севилье была встреча с женщиной. Мы его подстраховывали. По
правилам конспирации он должен был сразу улететь из Севильи. Только в случае
особой необходимости мог задержаться на несколько дней. А он решил остаться
из-за женщины, с которой встречался в Испании. Она была не местная, иначе мы бы
сразу пресекли эту связь. Она прилетела туда с ансамблем. Кажется, Моисеева.
Точно не помню. Они случайно познакомились. И он решил задержаться на несколько
дней. Руководивший нашей группой Меджидов сказал, чтобы мы оставили его в
покое. Он считал, что сломал жизнь Слепневу, когда задолго до Севильи сделал
все, чтобы довести до разрыва отношения Слепнева с девушкой, которую тот любил.
— Я слышал, что ваше ведомство занималось такими гнусными
делами, — заметил Дронго.
— Тогда было совсем другое время. Любого кандидата в
«ликвидаторы» проверяли как минимум несколько лет. Обнаружив у него
сомнительные связи, либо отклоняли, если человек проходил по остальным
параметрам, либо прекращали эти связи. В общем, личная жизнь Слепнева была под
постоянным контролем внутренней контрразведки. Поэтому в Севилье мы его не
стали трогать, и он задержался на три дня. Вот, собственно, и все.
— Вы проверили женщину, убитую вчера во время штурма
квартиры? — спросил Дронго. — Ты говорила, что погибли оба его помощника.
— Да, мужчина и женщина. Причем женщину застрелил, очевидно,
сам Слепнев. Она была тяжело ранена, и он выстрелил ей в сердце. Это установили
наши эксперты.
— Он был с этой женщиной близок?
— Возможно. — Им навстречу попались еще два сотрудника
службы безопасности с карточками на груди. У Дронго и Сусловой были такие же.
Кивнув друг другу, они разошлись в разные стороны.
— Представляешь, в каком он сейчас состоянии, — задумчиво
произнес Дронго, — если сам вынужден был выстрелить в своего помощника. Может
быть, он любил эту женщину? Если так, он не простит нам ее смерти. И тех, кто
его подставил, тоже не простит.
— Мы это понимаем.
— Вы послали людей в ГАИ проверить, куда делись неопознанные
номера машин?
— Конечно. Оттуда уже звонили. Номера были списаны и
уничтожены. Есть даже акты, датированные прошлым годом.
— Значит, у преступников свои люди в ГАИ. Таких совпадений
не бывает. Если бы речь шла об одной машине, я бы еще поверил. Но когда на двух
машинах стоят якобы списанные номера — это уже система. Значит, кто-то сумел
получить доступ к спискам ГАИ и изготовить нужные номера.
— Мы проверяем, но пока нет результатов. Давай спустимся
вниз. Через несколько минут открытие конференции.
— Как у вас дела, Пятый? — раздался голос Руднева. Елена
вздрогнула от неожиданности.
— Все в порядке, Первый, — ответила она, — что у вас?
— Скоро спускаемся на открытие. Мне передали, что собралось
очень много людей.
Она подошла к перилам лестницы. Центр представлял собой
своего рода атриум, в котором балконы выходили вовнутрь. С любого этажа можно
было увидеть, что происходит на первом. Внизу действительно было много народу.
И много сотрудников службы безопасности Центра и ФСБ. Гораздо больше, чем
предусмотрено на подобных мероприятиях.
— Людей действительно много, — сказала Суслова Рудневу, — и
все в ожидании.
— Сейчас выходим, — сообщил Руднев, — через две минуты
открывается конференция. Следите за этажами. На каждом есть наши сотрудники.
— Мы видим их, Первый, — сообщила Суслова, — через минуту
будем внизу. Пойдем к лифту, — сказала она Дронго.
— Пятый, я — Первый, — неожиданно раздался голос Руднева, —
проверьте четвертый этаж. Там никто не отвечает. Вы меня слышите? Проверьте
четвертый этаж.
— Быстрее на четвертый. — Она вошла в лифт первой и сразу
нажала нужную кнопку.
Лев Зайдман в это время уже подошел к микрофону. Полетаев
обменялся приветствиями с австрийским министром экономики. Секретарша Зайдмана
протянула банкиру текст его выступления. Он зажал в кулаке листок, посмотрел на
переводчика и заговорил:
— Дамы и господа! Мы приветствуем всех собравшихся на нашу
конференцию…
На четвертом этаже лифт остановился.
— Оружие при тебе? — спросила Елена у Дронго.
— Конечно.
— Будь осторожен. Пойдем все проверим.
— Первый, я — Пятый, — передала она, — пока все в порядке.
Кто должен быть на четвертом?
— Шестой. Он передал, что вместе с ним там находятся
сотрудники службы безопасности Центра, и больше не отвечал.
— Первый, вас поняла. Сейчас проверим.
На четвертом этаже никого не было. Достав пистолет, она
положила его в висевшую на плече сумку и рывком открыла дверь в подсобное
помещение. Здесь все было тихо и спокойно. В коридоре ярко светились
люминесцентные лампы, кабинеты и комнаты были закрыты.
