— И все? — насмешливо спросил Дронго.
— Все. Этого вполне достаточно.
— А по-моему, нет. Обоих надо взять под стражу и судить за
совершенные ими противоправные действия.
— Нельзя сажать вице-премьера, — возразил Корниенко, — это
политически неправильно.
— А правильно, когда вице-премьер интригует против премьера,
подставляет своего ближайшего друга, а первый заместитель министра внутренних
дел устраивает побег из тюрьмы опасному преступнику и организует заказные
убийства неугодных?
— Не надо утрировать, — заметил Корниенко, — они виноваты и
понесут наказание.
— Их отправят в отставку? — спросил Дронго.
— Мы уже говорили с Потаповым. После того как Тихонин будет
уволен, все имеющиеся у нас на него материалы мы передадим в прокуратуру, пусть
там решают, что с ним делать. После принятия бюджета и увольнения Тихонина
прокуратуре легче будет принять нужное решение.
— Министр не спит, — заметил Руднев, услышав шаги наверху, —
все еще трудится.
— Завтра не отходите от него ни на шаг, — посоветовал
Дронго, — и вот еще что. Пусть министр наденет бронежилет. У него дочь, внуки.
Будет жаль, если он так нелепо погибнет. Пусть непременно наденет бронежилет.
— Сделаем, — ответил Руднев, — вы поедете завтра с нами?
— Да, обязательно. Завтра последний, решающий день. День
гнева.
Дронго подошел к окну. Небо было затянуто тучами. Ночь
выдалась темная.
— День гнева, — прошептал он, прислонившись лбом к холодному
стеклу. Он почему-то вспомнил Джил. Что она сейчас делает? Может быть, гуляет
по Лондону, вспоминает, как они вместе гуляли? Или уже уехала в свой пансион? А
может, вернулась в Италию к родителям?
— Как вы думаете, Дронго, — прервал его размышления Руднев,
— может нам Слепнев помешать? Неужели у него не сработает инстинкт
самосохранения? Это возможно?
— Почти стопроцентно, — мрачно ответил Дронго, не
оборачиваясь, — он не упустит такие деньги. Эти полмиллиона долларов для него
своего рода стартовый капитал, чтобы реализовать себя на Западе. Без них он не
сможет укрыться от преследования.
— Посмотрим. — По лицу Руднева пробежала тень. — Я бы очень
хотел, чтобы он появился. Тогда я смогу рассчитаться с убийцей моего
племянника. Идите спать, уже поздно. Утро вечера мудренее.
День четвертый. Москва 9 часов 45 минут
Они вышли из дома в девять утра. Было непривычно холодно для
этого времени года, и Полетаев поежился. Сегодня самый важный день в его жизни.
Он посмотрел на небо.
— Кажется, собирается дождь, — произнес задумчиво.
— Возможно, — откликнулся Руднев. Дом окружили человек сорок
сотрудников ФСБ. Еще несколько стояли рядом с Полетаевым.
— Вы надели бронежилет? — спросил Руднев.
— Под рубашку, — ответил Полетаев, — думаете, все так
серьезно?
— Я обязан обеспечить вашу безопасность, — сказал Руднев. —
Мы специально для вас привезли бронежилет.
— Спасибо, — кивнул Полетаев. — И все-таки пойдет дождь, —
сказал он, снова взглянув на небо.
— Садитесь в машину, через десять минут мы должны быть на
вертолетной площадке. — В машине Руднев сел рядом с министром. Дронго и
Корниенко разместились во второй машине, и кортеж тронулся. По обеим сторонам
машины с Полетаевым мчались мотоциклисты. На повороте машины несколько сбавили
скорость, и вдруг на дороге появился мальчик лет десяти. Первая машина резко
затормозила, вторая едва не врезалась в нее, один мотоциклист затормозил так,
что мотоцикл свалился на асфальт.
— Приготовить оружие, — скомандовал Руднев, выхватывая
пистолет. Все обернулись в ту сторону, где стоял испуганный мальчик. Рядом
мычала корова.
— Никого нет, — разочарованно произнес Руднев, — ложная
тревога.
Дронго обратился к Корниенко:
— Нервы у всех напряжены. Нужно быть внимательнее.
— Это все из-за Слепнева, будь он проклят, — сказал
Корниенко. — Скорее бы добраться. После выступления Полетаева обстановка
разрядится. Может, Слепнев уже далеко от Москвы, а мы тут паникуем.
— Не тешьте себя этой мыслью, полковник, — возразил Дронго.
— Слепнев так просто не сбежит. Он где-то рядом, готовит удар. Надо быть
начеку, когда будем подъезжать к Думе. Там идеальное место для засады.
Машины, набрав скорость, понеслись дальше, а мальчик остался
стоять у дороги, не понимая, почему вдруг поднялся такой переполох.
В это время к Госдуме начали подъезжать депутаты и их
помощники. Сотрудники внутренней службы безопасности проверяли каждого
входившего и выходившего, пропускали через металлоискатель и снова проверяли.
Около девяти у здания Думы появились двое мужчин с ведрами,
кистями, небольшими сумками. Один пожилой, другой помоложе. Пожилой предъявил
документы.
— Мы маляры, пришли красить в конференц-зале.
— Где разрешение?
Пожилой протянул разрешение. Сотрудник службы безопасности
долго изучал документы, после чего вернул их маляру.
— Все в порядке, — обратился он к стоявшему рядом
сотруднику, — надо только проверить их снаряжение.
— Ведра и сумки сюда, — распорядился сотрудник, — а сами
пройдите через металлоискатель.
Еще один сотрудник высвечивал на дисплее содержимое сумок.
Кроме двух ведер, никаких металлических предметов обнаружено не было. Даже
кисти имели деревянную основу. Привлекли внимание два небольших баллончика с
белой жидкостью.
— Спирт? — спросил один из сотрудников.
— Ацетон, — снисходительно пояснил пожилой, — пить нельзя,
сразу отдашь концы.
Маляров пропустили.
Харчиков кивнул Семену, и они, забрав сумки и ведра, прошли
в глубь здания.
…Колонна машин подъехала к вертолетной площадке. Сотрудники
ФСБ оцепили оба вертолета.
— Выходите, — обратился Руднев к Полетаеву. Он нервничал
больше других, но не хотел признаться в этом даже самому себе.
Полетаев вышел из машины с папкой в руке, бросил взгляд на
сотрудников ФСБ и направился к вертолету. За ним последовал Руднев. Несколько
сотрудников ФСБ быстро поднялись в первый вертолет. Едва Дронго и Корниенко
залезли во второй, как первый уже начал подниматься. Второй вертолет взлетел
следом, обе машины, слегка накренившись, сделали большой круг и развернулись в
сторону города.
— Что с вами? — спросил Корниенко, заметив, что Дронго
побледнел.
