– Да, пожалуйста.
Мейсон поднял телефонную трубку и произнес:
– Попросите, пожалуйста, мисс Миликант и мистера Барклера
пройти ко мне.
Он положил трубку на место и повернулся к двери, ведущей в
приемную.
Было совершенно очевидно, что Эмили Миликант пыталась
сохранить остатки увядающей молодости, хотя возраст ее находился где-то в
промежутке между сорока пятью и пятьюдесятью с хвостиком. Если ей еще удавалось
как-то справляться со своим лицом, то тело явно было более упрямым. Внешность
этой изможденной диетами дамы выдавала напряженную борьбу за сохранение женской
привлекательности, которую она вела. Но борьба эта была явно проиграна.
Несмотря на некое подобие бюста, которое ей удалось сохранить, привлекательного
в ней практически ничего не было: лицо чрезмерно худое, шея костлявая, а под
облегающим платьем угадывалось угловатое, лишенное симметрии тело.
Барклеру было около шестидесяти, он был жилист, суров, ходил
слегка прихрамывая и производил впечатление человека, много повидавшего на
своем веку.
Мейсон предложил вошедшим сесть, с любопытством наблюдая за
ними.
Эмили Миликант рухнула на стул и оказалась еще более худой,
чем при первом взгляде на нее. Черные, сверкающие над впалыми щеками глаза
выдавали напряжение сжигающих ее страстей.
Нед Барклер извлек из кармана трубку и уселся с видом
человека, считающего, что его роль в происходящем – это молчаливое внимание.
Посмотрев на Эмили Миликант, Мейсон буквально физически
ощутил ответный взгляд.
– Я полагаю, – начала она, – что Филлис вам уже все обо мне
рассказала. Это было очень тактично и деликатно с ее стороны, но совершенно не
нужно. Я сама могла бы обрисовать вам ситуацию в двух словах. Итак, мистер
Мейсон, поскольку дело касается семьи Лидс, за исключением Филлис, – она
брезгливо тряхнула кистью руки, будто сбрасывала что-то с кончиков пальцев, – я
бы не хотела фигурировать в нем как Эмили Миликант. По духу я авантюристка и
хотела бы называться просто «та женщина».
Мейсон уклончиво пожал плечами.
– Вообще-то, мистер Мейсон, – уловив в его движении иронию,
заметила она, – я переживу участие в деле и под своим именем.
– Я думаю, – произнес Мейсон, – что уже услышал предисловие
из уст мисс Лидс. Давайте перейдем к делу. Каков конкретный вопрос, по которому
вы хотите получить у меня консультацию?
– Мистера Лидса шантажируют, – заявила Эмили Миликант.
– Как вы об этом узнали? – спросил у нее Мейсон.
– Я была с ним позавчера, – ответила та, – в тот момент,
когда позвонили из банка. Олден, мистер Лидс казался очень расстроенным. Я
слышала, как он сказал: «Меня это не интересует, даже если это чек на миллион
долларов, идите и оплатите его, и меня совершенно не интересует, кто его
принес: мальчик – продавец газет или прохожий. Подтверждающая подпись дает
возможность получить по нему деньги кому угодно». Он был готов уже повесить
трубку, когда человек на другом конце провода сказал еще что-то, и я услышала,
что он сказал.
– И что же он сказал? – поинтересовался Мейсон.
Эмили Миликант порывисто наклонилась вперед:
– Кассир банка, а я полагаю, что это был он, сказал: «Мистер
Лидс, этот человек был неряшливо одет, а просил оплатить чек в двадцать тысяч
долларов». – «Но ведь в чеке указана эта сумма, не так ли?» – переспросил
Олден. И голос ответил: «Извините, мистер Лидс, я только хотел удостовериться».
– «Теперь вы удостоверились», – резко ответил Олден и повесил трубку. Лишь
отвернувшись от телефона, Олден, как мне показалось, понял, что я слышала конец
разговора. Он даже задержал дыхание, вспоминая свои последние слова. Затем он
обратился ко мне: «Из-за этих банков вечно неприятности. Я дал мальчику –
продавцу газет чек на двадцать долларов и написал на чеке подтверждение, чтобы
он мог получить по нему деньги без всяких трудностей. А банк стал вмешиваться
не в свои дела. Видимо, они полагают, что я не в состоянии распоряжаться своими
финансами».
В разговор вмешалась Филлис Лидс:
– Когда Эмили рассказала мне об этом, я сразу же поняла, как
это ужасно, если дядя Олден действительно стал жертвой вымогателей или
шантажистов. Дядя Фриман сразу же воспользуется этим обстоятельством для того,
чтобы доказать, что дяде нельзя доверить распоряжаться своими собственными
деньгами.
– И что вы предприняли? – спросил Мейсон.
– Сразу же отправилась в банк, – ответила Филлис Лидс. – Я
вела финансовые дела дяди Олдена: следила за балансом банковского счета,
приводила в порядок его корреспонденцию и делала еще кое-какие дела в этом же
роде. Я сказала в банке, что мне надо посмотреть кое-что в счетах, и попросила
дать мне баланс счетов дяди Олдена, а также погашенные чеки. Я думаю, кассир
догадался, почему я пришла, и знал, что на меня можно положиться. Он сразу же
выдал мне чеки. Последним оказался чек на двадцать тысяч долларов, подписанный
дядей Олденом и предъявленный к оплате Л.К. Конвэем. На обратной стороне чека
стояла подпись: «Л.К. Конвэй», а внизу под этим было написано рукой дяди:
«Данное подтверждение гарантируется. Чек подлежит оплате без дополнительного
подтверждения».
– Фактически, – сделал вывод Мейсон, – эта надпись была
сделана для того, чтобы деньги по чеку мог получить кто угодно. Почему же ваш
дядя не выписал чек на предъявителя?
– Потому, я думаю, – ответила Филлис Лидс, – что дядя не
хотел, чтобы имя молодой женщины появилось на чеке.
– И ей оплатили его без подтверждения ее личности?
– Кассир настаивал на том, чтобы она подписала чек, но та
отказалась. Тогда он позвонил дяде Олдену, и между ними произошел тот самый
телефонный разговор, который Эмили случайно услышала. Кассир сказал той
женщине, что ей нет необходимости подписывать чек, но надо оставить свое имя и
адрес и дать расписку в получении денег, после чего он сразу же оплатит чек.
– Что же случилось дальше? – с интересом спросил Мейсон.
– Женщина разгневалась. Она хотела позвонить дяде Олдену, но
не знала номера телефона. Кассир же его не дал. В конце концов она оставила
свое имя и адрес, а также написала расписку.
– Имя и адрес, конечно, она оставила вымышленные? – спросил
Мейсон.
– Нет, по всей видимости, настоящие, – ответила Филлис Лидс,
– кассир заставил ее предъявить водительское удостоверение и конверт письма,
адресованного ей же.
– Ваш дядя, – заметил Мейсон, – должно быть, не одобрял
действий кассира.
– Я совершенно уверена, что это так, – согласилась Филлис
Лидс.
Эмили Миликант заметила:
– Как известно, шантажисты никогда не отступают.
