– Этот вопрос поможет установить личность убитого?
– Не совсем так, – уточнил Киттеринг. – Ответ на этот вопрос
даст суду представление о его прошлом и…
– Возражение принимается, – сказал судья Кнокс. – Вы можете
представлять свидетельства, подтверждающие личность убитого. Вы представили
свидетельства, что он был Джоном Миликантом, что его знали как Л.К. Конвэя, или
Луи Конвэя. Были показания, касающиеся Билла Хогарти, но не прозвучало
подтверждение тому, что Билл Хогарти и убитый – одно и то же лицо. Суд проявит
терпение и заслушает все показания, которые вам угодно будет предоставить,
господин представитель окружного прокурора. Но в связи с тем, что был вынесен
протест, я обращаю ваше внимание на то, что в ходе слушаний недопустимы
второстепенные вопросы, такие, как, например, ваш вопрос о роде занятий
убитого. И это касается всех. Если же вы собираетесь связать его с данным
делом, то сделайте это, и тогда возражений не последует.
– Пока нам не удалось проследить связи, – ответил Киттеринг,
хмуро взглянув на Перри Мейсона.
– Очень хорошо. Значит, протест уместен и принимается.
– Вы вернулись за посудой? – спросил свидетеля Киттеринг.
– Да, я пришел за ней минут за пятнадцать до конца своей
смены.
– Значит, в десять сорок пять?
– Да. Они так и не позвонили.
– Что вы там обнаружили?
– Входная дверь была приоткрыта. Кто был в спальне, я не
знаю, дверь туда была закрыта. Посуда была пуста и свалена на подносе. Мне не о
чем было размышлять: свои чаевые я уже получил и… Я не знаю, черт возьми,
может, он там был с какой-нибудь бабенкой. Вы понимаете, о чем я говорю. Люди
не любят, когда их беспокоят в такой момент.
– Вы думаете, что в спальне кто-то был?
– Мне показалось, что да. Вроде я слышал какое-то движение…
К тому же эта бабенка оставила свой платок… То есть я имею в виду, что рядом с
салфеткой лежал женский носовой платок.
– С чего вы взяли, что платок был именно женский? – спросил
Киттеринг.
– Я понюхал его, – объяснил Бейкер, и снова легкий смешок
пробежал по залу.
– Так что же вы сделали?
– Я взял поднос с посудой и ушел.
– Уходя, вы захлопнули дверь?
– Я плотно ее прикрыл. По-моему, «собачка» замка была
заблокирована, так что она не захлопнулась. Но я в этом не уверен. Я дверь
просто закрыл. Если они не хотят запираться, это их личное дело. Захотят –
запрут сами.
– Вы уверены, что во всех случаях правильно запомнили время?
– Абсолютно. У нас в ресторане есть электрические часы, а я
знал, что Конвэй – Миликант будет недоволен, если я вовремя не доставлю заказ,
поэтому запомнил время, когда он позвонил, и поторапливал повара. Знаете, в
таких местах, я имею в виду рестораны такого класса, как наш, официант должен
забирать еду в строго определенное время. У нас нет оборудования, чтоб
обслуживать клиентов на дому. Для этого пища все время должна быть теплой, а
когда поступает заказ, ее надо класть в заранее прогретое блюдо. Тогда она не
остывает по дороге. Вы были бы удивлены, сравнив, насколько медленнее остывает
пища, положенная в прогретое блюдо. Особенно если сверху ее прикрыть салфетками
и сложенной скатертью.
– В котором часу вы вернулись?
– Без четверти одиннадцать. Я уже говорил… Сначала я ждал,
что они позвонят, а потом совсем о них забыл и вспомнил лишь за пятнадцать
минут до конца смены. И сразу побежал туда.
– Вы хорошо запомнили время, когда принесли заказ?
– Конечно. Я вышел из ресторана в восемь минут девятого и в
20.10 был там. Могу поспорить, что не ошибаюсь больше чем на десять секунд.
– И в ресторане есть электрические часы?
– Да.
– Можете задавать вопросы, – сказал Киттеринг, обращаясь в
основном к Перри Мейсону. Ему было интересно, дерзнет ли тот что-нибудь
спросить.
– Эти электрические часы ходят правильно? – спросил Мейсон.
– Да. Их даже никогда не приходится подводить.
– Если только временно не отключат электроэнергию?
– Да, это иногда случается, – согласился молодой человек.
– А откуда вам известно, что ее не отключали в тот день?
– На часах есть для этого сигнал, который включается, когда
это происходит.
– И этот сигнал постоянно был в поле вашего зрения?
– Да нет… Черт возьми, да что там видеть? Я бы заметил. Я
всегда определяю время по этим часам.
– Но ведь вы можете ошибиться?
– Один шанс из десяти тысяч, что это произойдет.
– И все-таки один-то шанс есть? – настаивал адвокат.
– Если вы хотите ставить на один против десяти тысяч – ради
бога, – сказал Бейкер, – но я бы не стал. Ставлю двадцать против одного, что вы
проиграете.
По залу пробежал шепот, кое-где раздался приглушенный смех.
– Ладно. Скажите, значит, когда вы вернулись за посудой, вам
показалось, что в спальне кто-то есть?
– М-м… Да.
– Как вы думаете, там был Серл?
– Судя по запаху, носовой платок был не его.
– И вы сказали, что посуда была пуста.
– Да, это так.
– В ней ничего не оставалось?
– Она была чиста, как обглоданная кость.
– Должно быть, они были очень голодны?
– Когда заказ доставляется на дом, то еды, как правило, не
слишком много. Так, например, не надо нести суп, воду и еще кое-какие мелочи.
Тут особо не перетруждаешься. Надо просто сервировать обед и принести его, пока
не остыл. Люди съедают в ресторане не так много, как они думают. Например,
сначала мы подаем им крекеры и масло и оставляем их ненадолго, пока они ими
хрустят. Через некоторое время мы приносим суп и еще позже бутерброды. Получается,
что они приступают к главному блюду минут через десять-двадцать после того, как
сели за стол, а то и через полчаса. Это время зависит от количества
посетителей.
– Вы хотите сказать, что, когда много народу, вы не можете
всех терпеливо ждать?
– Нет, – ответил свидетель, – мы, конечно, всегда ждем.
Просто если много народу, это означает, что ресторан теряет деньги каждый раз,
когда очередной посетитель видит, что здесь большая очередь, и уходит. Поэтому
мы стараемся побыстрее впихнуть в клиента еду, чтоб он освободил столик. Однако
когда в пустом зале обедают всего два-три человека, это грустная картина.
Поэтому мы стараемся их задержать как можно дольше. Тогда прохожие видят наш
зал через окно и прикидывают, что здесь хорошее местечко и не много народу.
