– Да, – заявил Серл, – я всегда ее ем.
– Больше того, – продолжил Мейсон, – вы даже сгрызли кости
от баранины!..
Серл смотрел на адвоката, не в силах что-либо произнести от
ужаса.
– Когда вы задумаете совершить следующее убийство,
постарайтесь проделать это поаккуратнее, Серл, – посоветовал с каменным лицом
адвокат. – Вы совершили роковую ошибку, выбросив из тарелок в мусоропровод
абсолютно все, забыв, что, как правило, от баранины остаются кости.
Мейсон с улыбкой повернулся к судье Кноксу.
– Это все к тому, – сказал он, – что, когда Олден Лидс зашел
в квартиру, Хогарти уже был мертв. Считаю, что Миликант и Хогарти – это один и
тот же человек. Он шантажировал обвиняемого, и поэтому нет ничего необычайного
в том, что обвиняемый хотел завладеть бумагами, которые, по его сведениям,
находились у убитого, и таким образом избежать их огласки. Хотя надо признать,
что действовал незаконно. Поскольку обвиняемый обыскивал квартиру, там, естественно,
остались отпечатки его пальцев – он же очень старался найти эти документы!..
– Но, – вскричал вскочивший с места Киттеринг, – эти бумаги
говорили о том, что он покушался на убийство Билла Хогарти, украл у него
добытое золото и…
– Да нет же, – с улыбкой возразил Мейсон. – В тех бумагах
речь шла совершенно о другом. Обвиняемый нашел их, и они уничтожены.
Сказав это, адвокат сел.
– Это ложь! – вскричал Серл.
– Ваша честь! – подхватил Киттеринг. – Я протестую…
Мейсон повернулся к Киттерингу:
– Если бы вы хотели найти настоящего преступника, а не
пытались все свалить на невиновного только потому, что уже начали его обвинять,
вы бы работали вместе со мной, а не мешали мне… Когда Хогарти получил тот
первый чек, банк вынужден был его оплатить, но, заподозрив шантаж, кассир
записал номера банкнотов. После убийства Хогарти эти деньги оказались у Серла.
Я даже думаю, что они и сейчас у него с собой.
Судья Кнокс объявил двадцатиминутный перерыв, но не успел
договорить, поскольку Серл закричал:
– Я отказываюсь быть свидетелем обвинения! – и, пройдя через
зал, вышел в дверь, ведущую в судейскую комнату.
Судья Кнокс крикнул помощнику шерифа, охранявшему Лидса:
– Догони его! Верни назад! Не сиди как дурак!
Помощник шерифа бросился выполнять приказание.
Мейсон чиркнул спичкой о подошву своего ботинка и прикурил.
Делла Стрит с силой сжала его запястье.
– Ну, шеф, – сказала она, – я могла бы в вашу честь сплясать
на судейском столе джигу.
– Не следует так волноваться, – успокаивал Мейсон. – Будь
более безразличной. Покури. Помни о том, что на нас смотрят люди. Сделай вид,
что можешь вытащить из шляпы зайца, когда угодно и где угодно. Так как насчет
сигареты?
– Дайте мне докурить свою, шеф, – сказала Делла. – Чтобы не
укорачивать себе жизнь, не буду закуривать целую. Зачем вы сказали, что Олден
Лидс, обнаружив мертвого Хогарти, обыскивал квартиру?
– Я хотел объяснить, откуда там взялись отпечатки его
пальцев, – ответил адвокат. – Я тоже хотел намекнуть Эмили Миликант о Хогарти.
Я…
К столу в бешенстве подбежал Киттеринг, и адвокат умолк.
Помощник прокурора так негодовал, что едва мог говорить.
– Дьявол! Что вы имеете в виду… За это вас могут лишить
права на адвокатскую практику! – набросился он на Мейсона.
– За что? – изумился адвокат.
Негодующим жестом Киттеринг указал на Гертруду Лэйд.
– За эту девушку! – бушевал он. – Ее не было тогда в
ресторане, как и меня. Один следователь сказал мне, что это ваша телефонистка.
– Это точно, – спокойно подтвердил Мейсон, выпуская облако
табачного дыма.
– Это у вас не пройдет! – продолжал бушевать Киттеринг.
– Почему?
Киттеринг прорычал:
– Потому что это незаконно. Неэтично! У меня просто нет
слов!.. Я считаю, что это – неуважение к суду! Я пойду к судье Кноксу и объясню
ему всю схему вашей защиты.
И Киттеринг зашагал по направлению к двери в судейскую
комнату. Мейсон невозмутимо посмотрел ему вслед и с наслаждением затянулся
сигаретой.
– Шеф, – шепотом сказала Делла Стрит, – вы не думаете, что
судья Кнокс расценит это как неуважение к суду?
– Мне безразлично, как он это расценит, – ответил Мейсон,
кладя ноги на стоящий перед ним стул. – Это будет означать, что наступило время
поговорить с ним начистоту. Каждый раз, когда мы ведем дело, используя
необычные методы дознания, нас пытаются затащить в Комитет по обжалованию или в
коллегию адвокатов. Ну да черт с ними! Время нас рассудит.
– Но, шеф! – вздохнула девушка. – Это…
Мейсон прервал ее, кивнув в сторону двух помощников шерифа,
которые до этого ввели в зал Эмили Миликант. Теперь они о чем-то тихо
разговаривали с Олденом Лидсом.
– Посмотри на них, Делла, – попросил адвокат. – Они
используют все ту же, прежнюю тактику. Сейчас они рассказывают Лидсу о том, что
Эмили Миликант во всем призналась и что задерживать его дальше не имеет смысла.
Они считают, что имеют право болтать эту никому не нужную чепуху, как это
делаем мы, специалисты по темным делам. Но черт с этим. Я…
Он замолчал, поскольку в дверях судейской комнаты появился
озабоченный судья Кнокс и сказал что-то секретарю. Тот подошел к Мейсону:
– Судья хотел бы немедленно видеть вас в судейской комнате,
мистер Мейсон.
Адвокат отобрал у Деллы свою сигарету и сказал:
– Подожди меня здесь! Если тебя о чем-нибудь будут
спрашивать, ничего не отвечай и тем более не пытайся что-либо объяснять.
Мейсон прошел через зал, наполненный неразборчивым
бормотанием взволнованных голосов, чувствуя на себе вопросительные взгляды
собравшихся в зале.
Судья Кнокс сказал:
– Мистер Мейсон, мистер Киттеринг выдвинул против вас
обвинение такой тяжести, что мне необходимо услышать от вас объяснения, перед
тем как предпринимать какие-либо шаги. Если данное обвинение справедливо, это
не только неуважение к суду, но и грубое нарушение профессиональной этики.
Усевшись поудобнее и положив ногу на ногу, Мейсон глубоко
затянулся и проговорил:
– Обвинение справедливо.
– Вы имеете в виду, что специально привели эту девушку в
суд, что она работает у вас и что ее не было в ресторане?
– Это так, – подтвердил Мейсон и через некоторое время
добавил: – Здесь было много пустых споров насчет профессиональной этики. Я буду
рад откровенному разговору.
