– Интересное чувство юмора, – прокомментировала Нита.
Ковит посмотрел на табличку и фыркнул:
– Ты даже представить себе не можешь.
Дверь внезапно распахнулась, и голос произнес:
– Это не шутка. Иногда люди хотят продать душу единорогу.
Нита посмотрела на келпи. Выглядел он как совершенно обычный человек. Может быть, ровесник Ковита, с такой белоснежной кожей, что она казалась почти призрачной. Черные волосы слегка вились, а глаза были такого мутного карего оттенка, что казались желтыми.
– Не уверена, не смеетесь ли вы надо мной, – призналась Нита.
Он усмехнулся. Его улыбка мигнула, будто голограмма, всего на секунду, а под ней появилась еще одна улыбка. И эта совсем не была похожа на человеческую. Ряды и ряды тонких как иглы зубов, слегка пожелтевших, каждый из которых длиной был примерно с палец Ниты, прижатых друг к другу так плотно, что казалось, они перекрывают друг друга, – настоящий лес невероятно длинных зубов в челюстях, даже отдаленно не напоминающих анатомию человека.
Затем вернулась человеческая улыбка, будто той, другой, никогда и не было. Нормальные плоские зубы, слишком белые, как после процедуры отбеливания.
Нита украдкой взглянула на Ковита – тот казался совершенно спокойным. Если он и заметил что-то необычное в улыбке келпи, то ему удавалось очень хорошо это скрывать.
– Что ж, хватит стоять тут, входите. – Келпи отодвинулся.
Ковит зашел, не задумываясь. Нита замешкалась на мгновение, ее взгляд блуждал по лицу келпи – теперь совершенно человеческому. Он приподнял брови, и Нита вошла внутрь.
Внутри оказалось еще теснее, чем выглядело снаружи, и им пришлось пробираться через груды диковинок. Нита влетела в мраморный постамент, высотой до уровня груди, на котором стояла статуэтка ржущей лошади с лампочкой и абажуром сверху. Нита задалась вопросом, кто мог бы купить – или даже создать – нечто настолько отвратительное.
Келпи остановился у прилавка и развернулся к ним, чтобы улыбнуться.
– Спустимся в подвал поболтать о делах?
Нита посмотрела на него, потом медленно развернулась к Ковиту. То был условленный сигнал к бегству – впрочем, Нита и не думала, что это произойдет так быстро. Но Ковит просто стоял рядом с немного озадаченным выражением лица.
Нита повторила:
– Подвал.
– Да, – улыбнулся келпи. – У меня там прекрасный подземный бассейн.
Нита уставилась на него, не понимая, что, черт возьми, происходит. Это походило на какой-то фарс, потому что все сказанное равнялось «Пойдем в мою подземную камеру для убийств», но потом келпи согнулся пополам от смеха. Нита нахмурилась, наконец догадавшись: придурок над ними потешался.
– Ох, Ковит, я так и знал, что ты ее не предупредишь. Посмотри на ее лицо.
– Я думал, ты завязал с тупыми шутками, – сухо ответил Ковит.
– Какой ты оптимист.
Нита повернулась к Ковиту.
– Он поступил с тобой так же, а ты даже не предупредил меня?
– Нет, он пригласил нас поболтать за ужином, выбрал пляж, ресторан на нем, а потом предложил нам всем вместе искупаться, – голос Ковита звучал невозмутимо. – Тогда это тоже не показалось мне смешным.
Келпи продолжал смеяться.
– О, это было бесценно! До сих пор помню то выражение ужаса на твоем лице. Когда вся жизнь пронеслась перед твоими глазами. Просто прекрасно.
Нита продолжала хмуриться:
– Не смешно.
– Нет, смешно. Ты выглядела так, будто все твои худшие кошмары сбылись, и ты не могла поверить, что я вот так запросто объявляю о своих намерениях.
Нита нахмурилась еще больше.
– Ничего не могу с собой поделать. Каждый раз все думают об одном и том же, приходя ко мне. Келпи, вода, комната для убийств в подвале.
Келпи ухмыльнулся, в его глазах плясали озорные огоньки.
– Вообще говоря, если вы перестанете жить стереотипами, то и мои шалости перестанут работать.
Нита приподняла бровь.
– Значит, у тебя нет бассейна в подвале, где ты убиваешь людей?
– Я этого не говорил. – Он подмигнул и указал на стол. – Можем там поговорить.
Келпи подошел к столу, Нита – за ним. На столе виднелся ценник на три тысячи долларов, а также валялись мешки с мраморными шарами, барби, произведенные полвека назад, и бронзовый шлем. Келпи жестом пригласил их садиться.
Нита осторожно села, старый плетеный стул застонал под ней; Ковит последовал ее примеру.
– Ковит, – снова усмехнулся келпи.
Нита ждала, когда его улыбка снова сменится на нечто с большим количеством зубов, но на этот раз ничего не произошло.
– Я так рад тебя видеть. И ты привел с собой друга. Будь вежлив, представь нас.
– Нита, это Адэр. Адэр, это Нита.
– Рад! – Адэр улыбнулся ей и слегка наклонился, не вставая. Руку Ните он не протянул, Нита тоже не проявила инициативы.
– Взаимно, много о тебе слышала, – сказала Нита.
– О, Ковит рассказывал? – Адэр усмехнулся. – Прошло три? А может, четыре года?
Ковит неловко поерзал на своем стуле.
– Около того.
Адэр глубокомысленно кивнул, слегка прикрыв глаза, чтобы придать себе задумчивый вид.
– Да, и при каких обстоятельствах был последний раз! Ну и натворил дел твой дружок. Я ем людей, но даже я не знал, что в трех трупах может быть столько крови.
Нита медленно повернулась к Ковиту, но тот избегал смотреть на них обоих.
– Ага, – пробормотал он. – Я тоже. Всегда открывается что-нибудь новенькое, когда Мэтт дает волю своей вспыльчивости.
Нита скорректировала мысленный образ друга Ковита. В очередной раз. Не хотела бы она с ним повстречаться.
– Но я слышал, что в клане тогда все-таки возникли какие-то проблемы. Неужели его темперамент снова сошел ему с рук? – хитро спросил Адэр.
Ковит пожал плечами.
– Что-то типа того.
Губы Адэра скривились, а глаза засияли. На мгновение Ните показалось, что они тоже мерцают, будучи больше не человеческой округлой формы, а косой и удлиненной, будто слишком вытянутые в фотошопе кошачьи глаза, но в то же время желтые с щелевым зрачком, как у крокодила. Но скоро все снова вернулось в норму, оставив Ниту в размышлениях, видела ли она это вообще.
– Ты пялишься, – сказал Адэр.
Нита моргнула и сглотнула.
– Прости.
– Тебе это лицо не нравится? – спросил он. – Могу изменить.
Нита не успела возразить, как его кожа начала дрожать, будто вода, подернутая волнами, – казалось, кто-то кинул камушек в голограмму, а по спирали пошли изменения. На мгновение кожа келпи стала абсолютно чистой, почти полупрозрачной, она поглощала тусклый свет и излучала радужные узоры, завихрившиеся по комнате.
