Что-то тяжелое и болезненное запульсировало у нее в груди. Человек на земле плакал, его тело было вывернуто и сломано. Ковит постоянно сотрясался от потоков боли, но лицо его оставалось отстраненным.
Нита закрыла глаза, пытаясь заглушить крики Миреллы из воспоминаний.
– Я… я подожду в сарае. Приходи, когда закончишь.
Она отвернулась, прежде чем Ковит успел увидеть выражение ее лица. Нита не знала, как оно выглядело, но понимала: он его видеть не должен.
Она быстро ушла, так быстро, насколько могла, не переходя на бег.
– Нита, постой, подожди.
Внезапно раздался хруст, и плач усилился, следом послышался мучительный вой. Нита украдкой взглянула туда и сразу пожалела об этом. Ноги мужчины оказались переломаны. Теперь он никуда не смог бы убежать. Нита зажмурилась и постаралась выжечь этот образ из памяти.
Ковит подошел к ней, хмурясь.
– Ты в порядке?
– Да, все отлично. – Нита отвернулась.
Поколебавшись, он шепотом спросил:
– Ты меня боишься?
Нита медлила слишком долго, и на его лице одновременно отразились мягкость, искренность и уязвимость, прежде чем вернулся убийственный «покерфейс».
– Нет, – слишком поздно произнесла Нита.
Он долго молчал, затем сказал:
– Тебе не нравится, что я ем.
– Не нравится, – признала Нита.
– Ты считаешь это злом.
– Конечно. Даже ты не станешь этого отрицать.
Она смотрела на Ковита, ощетинившись, защищаясь, хотя и сама не могла объяснить почему.
– Зачем ты давишь на меня? – сорвалась она. – Ты помешал мне досмотреть то видео, потому что и так знал это!
Он провел рукой по волосам.
– Прости. Ты права. Мне не следовало бы… Я не хотел, чтобы ты увидела это. – Взгляд его метнулся к корчившемуся на земле телу. Ковит тяжело сглотнул. – Я просто нервничаю. А от еды мне становится легче.
– Как и от обычной еды, – сухо ответила она. – Ты сравниваешь истязание людей с поеданием мороженого при плохом настроении.
Он ощетинился.
– Только не говори мне, что не залезла бы в грудную клетку этого человека и не вырвала бы его органы, окажись на моем месте.
Нита вздрогнула.
– Фабрисио сбежал и может на нас донести. Через несколько часов я встречусь с Генри, и он вполне может решить приговорить меня к смерти через МПДСС. К тому же я голоден. Разве мне нельзя насладиться гребаной последней трапезой?
Но все обстояло иначе. Способ, которым он получал еду для утешения, оказался более чудовищным, чем преступление, так взволновавшее его.
– Я не понимаю, зачем так усложнять эту историю с Генри, – огрызнулась она. – Почему ты просто не можешь замучить и убить его? Он активно пытается вернуть тебя себе или вернуть в лапы мафии. Я не могу придумать более достойного кандидата для пыток кроме, может быть, Фабрисио.
– Мне жаль, что я не могу убить человека, который воспитывал меня десять лет, только для твоего удобства, – прорычал Ковит, скривив рот, голос его источал сарказм.
– Это не…
– Нет. – Он прищурился, а тон внезапно стал ледяным.
Нита широко раскрыла глаза и отступила назад – инстинкт самосохранения заставил ее отпрянуть.
– Ты не должна этого делать, Нита.
– Чего делать?
– Судить меня за то, что я не хочу его убивать. Осуждать меня. Тебе неприятно, что я вырвал незнакомцу язык. Тебе, взорвавшей целый рынок! Тебе, заманившей незнакомцев в здание, чтобы убить! Но у тебя есть какая-то праведная ярость из-за того, что я не буду убивать человека, который был мне как отец?
– Люди на рынке были негодяями!
– Все? Все люди? Даже заключенные? – его голос зазвучал низко.
– С этим ничего уже не сделать, – сглотнула она. – У меня… есть немного моральных принципов.
– У меня тоже. – Он прищурился. – И они существуют не для твоего удобства, – выплюнул он. – Моя мораль не гибкая и не меняется в зависимости от того, чего ты хочешь или в чем нуждаешься в данный момент, Нита.
Его глаза были черными, в тень от сарая не прорывался свет, и лицо скрывалось в темноте. Голос был низким и злым, и сердце Ниты заколотилось быстрее, пока он говорил.
Иногда она видела монстра внутри него.
А иногда он заставлял ее видеть монстра внутри себя.
Нита сглотнула и посмотрела на агента МПДСС, задыхавшегося на земле в трех с половиной метрах от нее.
Она посмотрела на мужчину с его широко раскрытыми испуганными глазами, с лицом, залитым кровью, и будто снова увидела другую пару испуганных глаз. Фабрисио сидел в клетке и умолял о помощи. У этого человека были такие же глаза.
Она пошла против матери и спасла Фабрисио. И он предал ее.
Если бы Нита спасла агента МПДСС, пойдя на поводу у призрачного кусочка сознания, который она называла своей совестью, что бы тогда произошло? Он поблагодарил бы. А потом, защелкнув наручники на ее руках, отправил бы в тюрьму, а Ковита – навстречу смерти.
Единожды солгавши, кто тебе поверит.
– Ладно.
– Что ладно?
– Я поняла. Я больше не буду поднимать тему Генри. Иди ешь, – она сглотнула. – Я иду в сарай. Приходи за мной, когда закончишь.
Его гнев улетучился, и он замешкался, будто не ожидал, что выиграет в этом споре, да и сомневался, что должен был.
– Хорошо, – его голос снова стал ласковым. – Я скоро вернусь за тобой.
Нита отвернулась и, спотыкаясь, подошла к сараю. Захлопнула дверь, но это не заглушало крики, они просачивались сквозь дерево и проносились в ее сознании как тени.
Тело била дрожь, и она рухнула на пол, обхватив руками колени. И там, под звуки криков невинного человека, которого пытали из-за ее ошибок, она тихо заплакала.
Глава 34
Вскоре крики прекратились, но Ковит не возвращался. Если она напрягала слух, ей казалось, что она все еще слышит бульканье и приглушенные вскрики. Нита подумала: вдруг Ковит вырвал голосовые связки водителя, чтобы ей не приходилось слушать его крики?
В каком-то ужасном смысле так он о ней заботился.
Она сглотнула, захлебываясь соплями после слез, стоявшими в носоглотке, и уткнулась носом в джинсы. Когда все пошло в этом направлении?
Ты объединилась с занни. Как, ты думала, все могло закончиться?
Ковит очень ясно дал понять, что у него нет запретов на причинение боли незнакомцам. Ему было все равно. Человеческие страдания для него ничего не значили.
