Нита проглотила густой вязкий страх перед брошенным матери вызовом и прижала трясущиеся руки к бокам. Подобная охота была именно тем, в чем хотела бы участвовать ее мать.
– Мы слишком рано. – Ковит рассматривал «Старбакс», где намеревался встретиться с Генри. – Почему бы нам пока не пообедать?
– Отлично.
Они перешли улицу и отправились в спортбар. Освещение внутри было тусклым, так что казалось, будто наступила ночь. Внутри бара обнаружился только один выпивавший посетитель. В углу на стене висел телевизор с плоским экраном, шла трансляция одного из живых концертов Lyte. Она была ауром, своего рода биолюминесцентным сверхъестественным существом. Ее концерты походили на произведения искусства. Когда гас свет и играла музыка, она использовала свою способность отбрасывать спиральные тени через тщательно продуманные отверстия, прорезанные в одежде.
В баре пахло маслом и жареным картофелем, это напомнило Ните о Вьетнаме. Ее мать ненавидела вкус лемонграсса и имбиря, которые присутствовали практически в каждом блюде. Так что она готовила по-настоящему отвратительные гамбургеры. Ните приходилось притворяться, будто ей нравится. А всякий раз, когда мать выходила из дома, Нита измельчала мясо из бургера, замачивала в соусе чили и специях, включая лемонграсс и имбирь, чтобы перебить вкус того, что сделала с мясом мать, и съедала с рисовой лапшой или добавляла в фо.
Ниту и Ковита отвели к столику в стороне. Нита сразу заказала бургер, надеясь, что он будет приготовлен лучше, чем получалось у ее матери.
Между ними повисла неловкая тишина. Наконец Ковит откашлялся:
– Когда настанет время встречи с Генри, ты должна остаться здесь. Мы же не хотим, чтобы он тебя увидел.
– Я замаскируюсь. – Нита не отводила взгляда от стола – она все еще не могла посмотреть на Ковита. – Показать?
Он сглотнул и кивнул, уперев руки в бока.
Нита закрыла глаза. Сначала она сделала прическу: удалила кератин, так что волосы стали прямыми и опали, и изменила уровень меланина. Оттенок поменялся с каштанового со слабым оранжевым отливом на светло-серый с проблесками белого.
Следом Нита приступила к клеткам кожи лица и углубила морщины. Она меняла лицо до тех пор, пока не стала выглядеть старой, сильно старше своего возраста. Ее глаза выглядывали из-под тяжелых век, утопавших в складках кожи, а рот был стянут глубокими морщинами.
Сначала она собиралась просто добавить отеков, как сделала в аэропорту, но потом решила, что опухшее лицо привлечет слишком много внимания.
Сложность маскировки заключалась в том, что люди все-таки могли разглядеть скрытое. Ее мать для отвлечения внимания использовала яркие цвета, окрашивая волосы, губы и ногти, чтобы в память врезались неправильные признаки.
Но если бы они искали именно ее, то все-таки сумели бы найти.
А те, кто ищут Ниту – семнадцатилетнее сверхъестественное существо женского пола, – увидев старуху, не станут лишний раз приглядываться к ней.
Ковит уставился на нее.
– Вот это да.
Нита улыбнулась:
– Как я выгляжу?
Она встала и вышла из-за столика для пущего эффекта. Он моргнул и сглотнул:
– Как очень спортивная бабушка.
Нита фыркнула.
– Уверена, что есть бабушки, которые носят толстовки.
– Несомненно, – его голос звучал серьезно, но уголки губ дрогнули. – А ты не можешь все время так выглядеть? Ребята с черного рынка ни за что тебя не узнают.
– На самом деле я не меняла черты лица, просто сделала кожу менее упругой и скорректировала цвет волос. – Нита вздохнула. – Я не хочу выглядеть на семьдесят всю оставшуюся жизнь.
Ковит слабо улыбнулся ей.
– Готов спорить, у тебя никогда не спросят документы и ты сможешь покупать алкоголь для всех своих друзей.
Нита рассмеялась.
– Ты себя имеешь в виду? Разве ты еще не совершеннолетний?
– Здесь – да. Для США еще восемь месяцев.
Нита закатила глаза, и к ним подошел официант с их заказом. Он несколько раз посмотрел на Ниту, затем покачал головой, пожал плечами и ушел.
Они набросились на гамбургеры, будто не ели весь день. Впрочем, они же и не ели, поняла Нита, когда подумала об этом. Бургеры определенно были вкуснее, чем у ее матери. Хотя и слишком соленые. Она находила, что все в Канаде воспринималось слишком соленым после Перу. Кола тоже была другой, слаще, и это не делало ее лучше.
Во время еды Нита не могла удержаться, чтобы не касаться своего лица. Она никогда раньше не пыталась экспериментировать с возрастом, боясь совершить необратимое. То, что она сделала сейчас, было временным. Нита сможет обновить клетки кожи, и все снова будет в порядке. Она просто надела маску. Изменить возраст по-настоящему, затрагивая глубинные внутренние процессы, Нита не пробовала. Она стала размышлять, будет ли это так же просто, как с внешней оболочкой. Исцелять себя по мере появления проблем. Излечивать клетки, чтобы они оставались молодыми.
Ее мать всю жизнь выглядела одинаково для Ниты, даже когда у отца поседели виски, а морщинки вокруг рта стали глубже. Матери никогда нельзя было дать больше тридцати лет.
Нита считала это иллюзией, очень похожей на то, что она сама пару минут назад сделала. Но интересно, с телом, которое могло самоисцеляться, и способностью казаться молодой… сколько лет могло быть ее матери? Эта мысль немного взволновала Ниту, потому что она не могла ответить на вопрос с уверенностью.
Не торопясь, они закончили есть, по-прежнему избегая смотреть друг на друга. Ковит расправлялся с остатками картошки фри и вдруг замер, глядя на что-то поверх головы Ниты. Нита застыла, а потом медленно повернулась. Никого не было.
– Простите! – обратился Ковит к официанту. – Можно включить звук на время новостей?
Тот пожал плечами и выполнил просьбу.
Нита моргнула и открыла рот, намереваясь спросить Ковита, что происходит, но тот поднял руку и уставился в экран телевизора. Тогда она тоже посмотрела. Титры внизу гласили: «ЕДИНОРОГ УБИЛ ПОДРОСТКА В МОНРЕАЛЕ». В кадре стояло школьное фото улыбающейся белой девушки с длинными светлыми волосами.
«Мисс Лайон нашел в четыре часа пополудни человек, выгуливавший свою собаку. Ее глаза были открыты, радужные оболочки отсутствовали. Это побудило мужчину немедленно позвонить в МПДСС».
Говорят, глаза – зеркало души, и любой, кто терял душу, терял и радужную оболочку. Это был признак нападения единорога.
Кто-то теперь рассказывал с экрана о единорогах. Единороги походили на мужчин и могли украсть душу простым поцелуем, а в некоторых случаях даже прикосновением. Однако они могли забрать только неустойчивые души, души, которым неудобно в их телах. У большинства детей и подростков, а также у многих молодых людей душа нестабильна. Именно отсюда пошла отсылка к девственности жертв. Но правда заключалась в том, что многие, уже не будучи девственниками или представляя другую возрастную группу, также могли иметь неустойчивые души. Неустойчивость связана не столько с возрастом или невинностью, сколько с психической стабильностью и устроенностью души в конкретном организме.
