Лодыжка подворачивается на коме земли. И фанатичная решимость на миг уступает злости на саму себя: я специально замедляю шаг, чтобы оттянуть неизбежное! Агонизирующий инстинкт самосохранения не желает сдаваться. Но что его предсмертный хрип для той, кто уже приняла единственно правильное решение? Это шанс. Шанс наконец-то избавиться от окружающего кошмара.
Гул в ушах отступает так же быстро, как и дрожь. И я понимаю, что все, состояние аффекта идет на спад. Сейчас накроет ужас и делание выжить. Я не могу себе этого позволить!
Выстрелы оглушают. Кажется, я слышу свое имя, но не пойму, кто это кричит: Александр или Лукас. Слабость выстреливает по коленям - инстинкт выживания сделал финальный контрудар.
Краем глаза вижу фигуру мужчины в бронежилете, с пистолетом, направленным в мою сторону. Поборов желание развернуться назад и спастись, я все же бегу...
Только вперед, расставив руки, словно птица.
Ночь неожиданно ласкова и тепла. А свобода так близко. Еще шаг, еще один лишь шаг... и даже нет препятствий в виде неровного грунта и высоких каблуков!
- Вика!.. - ненавистный мне голос отчего-то звучит за спиной. Но я уже ничего не хочу слышать и анализировать.
Удар. Что-то бьёт меня в грудь справа. Так сильно, что перехватывает дыхание, и это препятствие вызывает возмущение. Почему меня останавливает таким грубым ударом? Над головой мелькает осколок неба с ослепительно яркими звездами, и вслед за этим в груди разливается острая пламенная боль.
Она не дает дышать. Она опрокидывает меня навзничь, усиливается при ударе о землю. У меня каким-то чудом хватает сил перевернуться на бок, свернувшись калачиком, уткнуться щекой в рыхлую землю.
Так пахнет освобождение. Запахом нагретой солнцем земли и сухой травы. Нотой металлического привкуса на губах. Болью, которая в этот раз иная, желанная. Она освобождает.
Я закрываю глаза. Тело слабеет, но легкость настолько восхитительная, что я перестаю замечать боль. Кажется, даже улыбаюсь.
И чувствую, как все мое естество становится поразительно легким и воздушным, и стремится вырваться прочь из тела...
Эпилог
Эпилог
Он никогда не чувствовал сея настолько правым и настолько победителем. Никогда еще решение, принятое спонтанно, в его глазах не выглядело таким верным и единственно возможным. Он сыграл ва-банк и наконец-то смог подобраться к Работорговцу настолько близко, чтобы захватить его врасплох.
Улик теперь было предостаточно. Не голословных заявлений и просто подозрений, именно улик, железобетонных, неоспоримых, способных упечь гниду Михаила Милевского за решётку до конца жизни.
Единственное, о чем в тот момент жалел майор Максим Каменский, - что Милевский, проходящий в министерских файлах как «Работорговец», сумел скрыться с места проведения несанкционированной спецоперации.
Это было нелегко. Проникнуть в структуру крупнейшей сети торговли живым товаром удалось лишь с пятого раза. Но сотрудник министерства сумел раздобыть необходимые сведения. И вот теперь в руках Каменского оказались неопровержимые улики.
Мужчина залпом допил растворимый кофе, окинув взглядом прокуренный зал придорожной забегаловки. Пышногрудая барменша, которая не столь давно помогала ему отмыть с лица чужую кровь, выбежала из-за стойки, призывно улыбаясь.
- Еще кофе. Коньяка добавь, - сухо распорядился Каменский, бросив быстрый взгляд на часы.
Улики были доставлены в министерство сразу. Нельзя было допустить, чтобы они потерялись в архивах после личной просьбы Работорговца. В этот раз ему не удастся откупиться.
Напарник по спецоперации, капитан Величко, совсем не разделял приподнятой эйфории Максима. Все же он оставался по большей части работником штаба, и участие в кровавой перестрелке стало для него выходом из зоны комфорта. Каменский толкнул его в плечо.
- Выше нос. Теперь маятник точно запущен. Поверь, он сядет, и надолго.
Промелькнуло перед глазами испуганное лицо Людочки, дочери его погибшего сослуживца. Лицо девочки, которую он тогда так и не смог вытащить из этого ада. Ради нее он готов был на все.
Тогда ему впаяли выговор и отстранили от службы. Величко не дал своему товарищу скатиться в депрессию и забухать, вытащил, внушил веру в то, что однажды они отомстят за ее смерть. И вот теперь этот момент, похоже, настал.
- Иногда мне кажется, что ты живешь в своем придуманном мире, - внезапно сказал капитан, и на его хмуром лице промелькнула тень сомнения. - Сколько раз Милевский откупался от всего этого?
- Тогда не было достаточных улик, чтобы закрыть его всерьез и надолго. Теперь все, больше этот урод не станет топтать землю и уничтожать девчонок. Кончилась его безнаказанность. А ты выше нос, вечером будем гудеть в ресторане.
Величко отхлебнул из чашки с кофе, который принесла хозяйка бара. Выбил из пачки сигарету щелчком пальца, покрутил фильтр между большим и указательным, глядя прямо перед собой.
- Тебя не удивляет, что совещание собрали в такую рань, и оно длится уже больше часа? И что нам велели ждать вызова к Киселеву, а не участвовать напрямую?
- Мы свою работу сделали, - оптимистично отозвался Каменский, отпивая кофе с хорошей дозой коньяка. - Теперь у них просто нет другого выхода. Улики неопровержимы.
- Тебе припомнят несанкционированную операцию.
- Победителей не судят, Гера.
Величко подкурил, все так же задумчиво глядя в стену.
- Кто была эта женщина, в которую ты случайно выстрелил?
На лицо Максима легла тень.
- Мне плевать, кто это такая. Она закрыла своим телом эту гниду. Этого достаточно.
Каменский зря опасался, что его вызовут к начальству сразу же после совещания. Но все равно не мог заснуть, мерил шагами свою холостяцкую квартиру, выпивая одну за одной чашки кофе, а внутри все бурлило от предвкушения.
Он победил. И куда приятнее вероятного продвижения по службе и, чего греха таить, скорой звёздочки на погонах был тот факт, что справедливость восторжествует. Милевский сядет, а уж сам Максим постарается, чтобы у преступника «случайно» остановилось сердце еще в СИЗО.
К трем часам пополудни Каменскому наконец велели явиться в министерство. Что он и сделал, приведя себя в порядок, выгладив форму, на которой не было ни пылинки, ни складки. Впервые за долгое время мужчина чувствовал, что сделал самый верный шаг в своей жизни. Это было сродни эйфории, и он не допускал даже мысли, что кто-то может думать иначе.
Такси доставило его к зданию министерства за четверть часа до назначенной аудиенции. Формальные процедуры пропускной службы., длинный коридор со строгими дверями ведомственных кабинетов, занятые работники.
Сегодня ему хотелось улыбаться всем: и молодым девушкам-практиканткам, и знакомой - следователю по особо важным делам, и еще совсем зелёным сотрудникам, смотревшим на него, как на некую легенду. Казалось, что зло побеждено, и мир стал светлее. Осталось совсем немного, и бизнес главного мафиози лопнет, как уродливый нарыв на теле погрязшего в преступлениях города.
