Келли решила, что она спит и видит сон, а во сне бывает все. И в том, что зеркало показало ей того, о ком она непрерывно думала - нет ничего странного.
Золотой Кот был каким-то странным, непривычным. И дело даже не в белоснежной сорочке, расшнурованной чуть не до ремня. И не в бутыли темного стекла, которую он небрежно держал за горлышко левой рукой.
Странным был его взгляд. Прозрачный, до самого дна. Прохладный - и удивленный донельзя. Пожалуй, даже ошарашенный.
Никогда еще Келли не видела невозмутимого Кота таким.
- Ты позволишь, моя госпожа? - мягко спросил он, - раз уж ты все равно не спишь.
Пока Келли соображала, что ответить, Кот шагнул из зеркала прямо в комнату и освободился от бутылки, которую немедленно сунул на резной секретер, не заботясь о том, что с другой стороны на пол посыпались какие-то безделушки, гребешки, пудреница...
- Прости, - бросил он, - завтра слуги приберут.
- Как ты...
- Как я сюда попал? - Эшери подарил Келли улыбку, но не обычную, вежливую и сдержанную "для повседневного употребления", а мгновенную и ослепительную. Она сверкнула, как выхваченный из ножен кинжал - и так же быстро спряталась. - Это же мой замок. Мой дом - моя крепость. Тут каждое зеркало - дверь. Дверь для меня - и ни для кого больше. Ну, может быть еще, отчасти, для Арнели. Но для нее есть ограничения доступа. Для меня ограничений нет.
- Но даже одно портальное зеркало - это немыслимые деньги, - прошептала сраженная Келли.
- Ага, - кивнул Кот, - Я Монтрез, ты в курсе? Мы безобразно богаты. У нас доля в анеботовых шахтах. Я мог весь этот замок сложить из горного хрусталя. Или изумрудов. Только демон ли в нем тогда был, как в оборонном сооружении? Замок должен быть крепостью. А уж потом - этими, как их... Бездна, все время забываю это слово... Понтами, вот!
- Ты что, ухитрился напиться? - с удивлением сообразила Келли.
- Какое точное слово! - восхитился Кот, - именно ухитрился. Я старался. У меня долго не получалось. Но знаешь, Кел, если поставить перед собой цель и ни на что не отвлекаться, можно решить любую задачу.
Кот стоял, опираясь рукой о стену и смотрел на нее, слегка прищурив зеленые глаза.
- Зажечь светляк? - спохватилась Келли, вспомнив, что Его Светлость не важно видит в темноте, а заклятье ночного зрения ему почему-то не дается.
- Лучше не нужно, - доверительно шепнул Кот. - Ты и так непозволительно хороша. Я, конечно, удержу себя в руках... но не пошел ли в Бездну такой героизм?
И тут Келли все вспомнила. Сразу.
Наверное ее лицо как-то слишком резко изменилось, потому что Кот кивнул и отступил на шаг.
- Что ты здесь делаешь? - холодно спросила девушка.
- Гуляю? - предположил Кот
- Не смешно, - отрезала она.
- Жаль... Если бы тебе было смешно... все могло бы быть на порядок проще. Но ничего, все равно справлюсь, -Келли послышалось, или Кот вздохнул.
- Справишься с чем? - она дернула плечом, и едва успела подхватить сползающий рукав, - Если со мной... Полагаю, это будет не слишком трудно.
- Как все запущено, - Кот картинно схватился за виски, - что у тебя в голове, Кел?
- Полагаю, там наконец-то очнулись от любовной лихорадки мозги!
- Это хорошо, - серьезно кивнул он.
- Да, но лучше бы пораньше.
Эшери кивнул то ли соглашаясь, то ли запоздало приветствуя девушку. Огляделся вокруг. Шагнул к высокому подоконнику и, легко запрыгнув на него, уселся, как мальчишка.
- Просить тебя покинуть комнату бесполезно, - поняла Келли, - вы, господин герцог, соблюдаете правила только тогда, когда они вам выгодны. А когда не выгодны, отбрасываете, как ящерица - хвост.
- На что ты больше всего обиделась? - перебил ее Эшери, - На то, что я бросил факел мятежа в твоем маленьком доме, спасая Империю от большой войны? На то, что у меня будет дочь? Да, я почувствовал тебя, когда говорил с матерью... Или все-таки на то, что я не сделал тебя своей?
Келли вспыхнула до кончиков ногтей, словно ее ошпарили ведром крутого кипятка.
- Как ты можешь? - прошептала она, мучительно краснея.
- Значит, все же - последнее, - кивнул Эшери, - почему-то я так и думал.
Он откинул волосы, золотое крыло взметнулось и легло на спину.
Келли стояла, сцепив руки в кулаки, мечтая вот прямо сейчас оказаться на месте публичной казни и мучительно раздумывая, кому бы ей хотелось отдать почетное место на плахе - Коту... или все же себе.
В серых глазах было так горячо, что казалось, там плавятся камни. Вот так кипят слезы? И премерзкое же ощущение!
- Значит, ты пожертвовал моей страной, чтобы спасти свою?
- Очень верная оценка, - кивнул Эшери. - Если не брать в расчет одно маленькое обстоятельство. Шатерзи - тоже часть моей страны. Небольшая, но часть. А я не отдам Фиолю даже одной виноградной грядки. Я жадный, Кел. Я считаю, что родина не дробиться на части: эта часть дороже, та - дешевле. Она вся - часть меня. И имеет право на мою защиту. Как бы стратегически глупо не вел себя ее герцог.
- И для того, чтобы спасти, ты ее поджег?
- Как поджег, так и потушу, - хладнокровно отозвался Кот, - переворот вышел почти бескровный, я об этом позаботился. Авангард фиольцев заперт в горах, у серых трехкратное превосходство в силе, они их задавят. А твои родители сами выбрали свою судьбу.
Если бы они не пытались так настойчиво подложить под меня собственную дочь, я бы, может, обошелся с ними мягче. Но те, кто ради своих политических амбиций жертвует родной кровью, не имеют право на мою защиту. Пусть выкручиваются сами, как хотят. Выживут - отлично. Нет - я не расстроюсь.
Келли опустила голову, не зная, что сказать. Это были ее родители, но... Проклятье! Вот когда ей в полной мере открылся чудовищный талант Золотого Герцога - интриговать, используя правду, только правду и ничего кроме правды.
Правда - это страшное оружие. Потому что ей почти нечего противопоставить.
Она молчала долго. Так долго, что луна слегка сместилась в окне. Кот ей не мешал. Сидел, глядел в небо. О чем-то думал. Молчание не тяготило их. Но все же Эшери разорвал его первым.
- Через полгода родится моя дочь. Ее сразу же посвятят Храму Змея. Марша разрешила мне ее навещать и, если потом девочка решит оставить путь жрицы, дать ей свое имя и приданое.
Келли молчала, не зная, что можно на это сказать. Дети, посвященные Храму, не принадлежали миру. Неведомая ей Марша проявила удивительную щедрость. Могла бы просто ничего не говорить о ребенке - ее право.
- Ты любишь ее? - спросила она, наконец.
- Это была сделка.
Кот произнес это совершенно спокойно, ни один мускул на лице не дрогнул. И голос не подвел.
