Клинок шпаги дрогнул, да только не опустился.
– Сигур, – дрожащим голосом говорила она. – Сигур, ты ненавидишь меня и обижен, но никого нет мне ближе тебя, это правда смешно. Ты знаешь все мои тайны, ты дарил мне, помнишь, дарил васильки, точно снег – я вплетала их в волосы. Сигур, ты знаешь, что могло все сложиться иначе. Могло, даже не будь я обычной девицей, что прядет дома шерсть и масло взбивает. Ведь скажи, ты бы принял меня, если б я не убила нечаянно. Ведь ты принял бы. Может, все еще приносил бы мне васильки.
Она взялась руками за лезвие шпаги и легонько сжала его. Капнула мелкая капелька крови, затем еще одна и еще.
– Смотри, – прошептала она. – Разве тебе недостаточно? Сигур, мой милый, мой нелюбимый. О, теперь мне так жалко, что нелюбимый! Ведь ты мог убить меня столько раз, но ты не тронул меня, даже когда я украла ребенка.
– Может, потому что я знал, почему ты украла, – голос горца был хриплым, а лицо, точно маска. – Немногое из того, что ты никогда не получишь.
– Теперь она ничего не получит. Кончай ее.
Но тот опустил это лезвие. Рукоятку толкнул сирину в руки, пошел по дорогам, по лужам. Будто то был самый обыденный день.
«Вот сейчас, – подумал Ниле. – Вот сейчас. Надо забрать быстро шпагу у Каи, сперва проткнуть Магнуса, затем того второго, затем…» – но с места не сдвинулся, а сирин тоже замер столбом. Одинокие слезы только текли по щекам, а шпагу она сжимала, точно тисками.
Улаф смотрел вслед удаляющемуся Сигуру, потом просто прицокнул языком и пожал своими плечами.
– Сам виноват, – вздохнул он и развел перед всеми руками. – Надо было в клан набирать настоящих мужчин, а не тряпок и баб.
Он отвел свой кинжал от груди застывшего рыцаря и выверенным броском швырнул его в сторону Сигура. И даже не промахнулся. Вскрика не раздалось ни от жертвы, ни даже от женщин. Только Магнус дернулся, увидев нож в спине старого друга. Кая-Марта же не смогла повернуться к нему. Только и всего.
Дальше все шло быстро, так быстро, после Микаэль не мог даже припомнить всего. Вроде горец двинулся к Кае. Вроде Магнус схватил Сольвег за руку. А он? А что он. Он смотрел, как движется лезвие к шее Каи, смотрел, как чужими руками вершится та месть, что он очень желал. Зачем в тот миг он влез между ними, южанин не знал. Зачем в бок получил холодным и острым железом – вот это совсем уже глупость, на него не похоже. Но он получил. А собственные руки тоже остались в крови врага. Свою рукоятку он отпустил. Улаф упал, южанин постоял еще пару секунд, удивленно глядя на тело.
– Прекрасно. Теперь, видно, я тоже убийца.
Он застонал и опустился в мокрую грязь. Закричала Сольвег только тогда – пронзительно и громко, даже не думая, что гвардейцы могут сбежаться на крик. Магнус что-то шептал, успокаивал, она же пыталась кусаться.
– Отпустил бы ты девушку, – прошептал Магнусу рыцарь, стараясь не смотреть в сторону друга. Он теперь стоял за аптекарем. – Отпустил бы. Поверь, тебе не понравится драться с тем, кто и так обречен на скорую смерть.
Аптекарь Сольвег не выпустил.
– Ты же лжешь, – засмеялся он. – Ты же лжешь и мне, и себе. Ты ведь рыцарь – рыцари не бьют со спины.
Эберт наклонился к самому его уху.
– Все в этом городе знают, что это звание купил мне отец. Все знают, да, да, и ты тоже знаешь. Ну так что, может все же рискнешь?
Угроза висела в воздухе и не думала исчезать. Сольвег дергаться перестала, дышала только прерывисто. Аптекарь отпустил ее, повернулся к нему. На женщину он не взглянул. Ему так хотелось никогда больше не видеть ее, даже во снах. Но он будет. Наверно, он правда безумен.
– Тогда удачи тебе, глупый игрушечный рыцарь. Удачи тебе, ведь ты ее никогда не поймешь. Ты знаешь, в самом начале она хотела отравить тебя и остаться с твоими деньгами. Сама говорила мне, я отговаривал. Может, врала, я не знаю. А может, и нет. Я с ней справлялся, а вот ты – сомневаюсь.
Эберт слегка приподнял брови. При прочих равных, он был выше аптекаря на голову.
– Все еще проверяешь, насколько я рыцарь?
Тот не ответил.
– Прощай, моя Сольвег, – он бросил через плечо. – Я не буду желать тебе счастья. Я уже сказал, что мы его недостойны.
Он пару секунд посмотрел на труп Сигура, отвесил шутливый поклон Кае-Марте. А потом пошел по дороге. У него еще будет время и выпить весь спирт в своей лавке, может, поиграть в гляделки с каплями аконита. Если скляночки выиграют – что ж, гробовщику достанутся еще одни сапоги. Все может случиться. Но сейчас он просто уйдет, удерживать его, конечно, не стали.
– Ниле… – Сольвег уже стояла на коленях в грязи рядом с южанином. Голова его покоилась на коленях у сирина, руки у Каи-Марты дрожали. Лицо Сольвег стало бледным и совсем серым. Она еле разжала руку Микаэля, сжимающую ткань, и увидела колотую рану в боку. Одежда вокруг пропиталась кровью.
– Ниле, идиот, ну зачем, – зло прошептала она. – Микаэль! Не здесь, не сейчас, ленивый осел, у нас столько дел, – она теребила его щеки, и руки, и волосы. – Очнись, у нас столько забот, у нас столько… Ты должен мне купчую на корабль, ты столько мне должен! Ты должен, Ниле, ты так славно начал, – она не заметила, что стала гладить его по ладони; они так и стояли вместе с Каей-Мартой, склонившись над ним. – Послушай, Ниле, мы с Эбертом не герои. Не в этой истории, ты уж поверь. Пока мы точно куклы изломанные, лежим без хозяев в углу – не нам всех спасать, я так надеялась, верила, что ты всех выведешь прочь. Ведь в нас с рыцарем не осталось ни капельки жизни, так что проснись, Микаэль. Проснись, пожалуйста, ведь ты так недавно стал моим другом.
Южанин откашлялся. Он открыл все же глаза, а потом ругнулся от боли.
– Говоришь ты, конечно, красиво, Сольвег Альбре, – он похлопал ее по руке, оставив на ней грязные пятна. – Одного, правда, у тебя не отнять – дура ты дура.
Он выругался еще раз и попробовал сесть. Кая-Марта поддерживала его под слабую спину.
– Он ранен, но не смертельно, – с облегчением объяснил ей сирин, ласково убирая руку южанина с бока, чтобы снова глянуть на рану. – Зачем полез ты, Ниле, зачем же глупый. Теперь и твоя я должница.
Голос был грустный. Она старалась улыбнуться хоть каплю. Нож прошел по самому краю бока южанина – больно и мерзко, но совсем не смертельно. Кая-Марта перевязала его, как могла, приложила под повязку белый мох из сумочки, чтобы замедлить кровь. Тот тихонько постанывал и ругался. Сольвег наклонилась к нему и обняла. Микаэль зашипел.
– Осторожнее, женщина, – отозвался он. – Я не отправился на тот свет, это правда, но твои объятия могут отправить.
Сольвег не ответила, но отодвинулась. Микаэль посмотрел на нее с насмешкой и неожиданной братской нежностью.
– Что, испугалась, глупая, испугалась? – спросил он ее, оперся на ее руку и попробовал встать. Это у него получилось, но стоял он не очень уверенно. – Не бойся, глупая Сольвег. Мне лестно, что я тебе друг, – он улыбнулся, а потом наклонился сказать ей на ухо. – Только вот кажется мне, кто-то еще очень достоен твоего участия с лаской.
