Сольвег украдкой посмотрела на рыцаря. Он стоял над трупом Улафа, а потом стал искать при нем оружие – оружие им пригодится. Кая-Марта шагнула к нему, подошла. Она что-то шептала, но рыцарь молчал. Что ответишь смерти своей? Какая связь между ними? Ей никто не ответит. Рыцарь кивнул. Сольвег не знала, на что он согласен.
Микаэль вопросительно смотрел на нее. Но Сольвег, его храбрая, ехидная Сольвег, только отступила назад.
– Ну?
– Не проси меня, – негромко сказала она. – Ему это не нужно, совсем не нужно, у нас уговор, – торопливо добавила та. – И не спрашивай больше, прошу.
Она отошла к рыцарю, а Микаэль остался стоять, опираясь на Каю и проклиная этих глупых несчастных детей.
– Ты сможешь идти? – спросил его сирин. – Рана не очень глубокая.
Подошел рыцарь и тоже обнял его. Южанин подумал, что еще одно такое объятие и он тут же отправится к праотцам.
– Ох, дружище, – хрипло промолвил он. – Вы со своей барышней весь дух из меня выбьете.
– Я рад, что ты жив, Микаэль, – в глазах Эберта не было ни единой смешинки.
Южанин похлопал его по спине.
– Я тоже рад, друг мой. Я тоже…
– Пора уходить.
Голос Каи-Марты прервал их. Она все так же поддерживала Микаэля под локоть. Все к ней обернулись.
– Да, нам пора. Улаф мертв. Сигур… – она искоса взглянула на тело того, кто так и не стал ни ее суженым, ни ее гибелью. – Сигура тоже не стало. А вот Морелла все еще жив. И горцы все еще в городе. И толпа все еще против нас. Оставаться на месте опасно. Мы шли к дому Совета – к нему нам и нужно идти. Ниле говорит, что он это сможет.
– Ниле-то сможет, – кивнул Микаэль. – Он очень попробует, твой мох, дорогая, оказался очень неплох. Да только идти надо быстрее, чем кажется, – он заглянул в синие глаза Каи-Марты.
– Ты все еще думаешь, что не будет войны? – согласился с ним рыцарь. – Скажи, Кая-Марта, усмирит ли гнев горцев то, что их лидер истекает кровью на площади?
Остальные молчали.
– Ты был, как всегда, прав, добрый сир рыцарь, – пробормотал Микаэль. – К войне этот город не готов совершенно. Да что уж там. Мы никогда ни к чему не готовы.
Глава XXXVIII
А они и правда ни к чему не готовы. Прав был его друг Микаэль, и прав был тысячу раз. Не готов ни Исолт, ни Совет, ни гвардейцы, ни молодая королева в Руаде, о которой давно в портовом городе ни слуху, ни духу, не готовы ни он, ни Сольвег, ни Микаэль, ни девица, которая жизнь его разбила на много мелких блестящих осколков – уже не собрать, да и не нужно. Ноги болели от бега, порез на щеке нещадно щипал, а сам он был в серой грязи и пыли – пожалуй, далеко он теперь стоит от прежнего рыцаря, от рыцаря-торгаша, который так хорошо управлялся с деньгами, счетами и цифрами. Ему это нравилось, впрочем, как стало понятно. И не было в том ни глупости, ни самообмана, и прошлая жизнь влачилась не жалко – она была просто другая. Только Кая-Марта, обычная девица с уличной ярмарки, так просто сбила его с пути – как ребенка.
Что ж, рыцарем он, может, стать уже не успеет, а вот Исолт… Зачем-то Эберт сейчас вспомнил отца, вспомнил, как тот говорил ему о стране и о городе, говорил, что все глупцы, что все не так и не эдак, что скоро начнется война. Да, война. Война перемен. Он ее не застанет, может, и к лучшему. А вот Сольвег? А Микаэль?
Подле него стоял только сирин. Кая-Марта теперь не казалась ни таинственной девой из сказки, ни загадочной тварью из страшных легенд, ни даже той, что жизнь и радость у него отняла. Он глядел сейчас и, признаться, не чувствовал ничего кроме жалости. Жалости ленивой, не острой, обыденной, будто к нищенке у ворот.
– Так глупо ты поступила, вернувшись ко мне, – промолвил сир рыцарь.
Кая повернула к нему худое лицо. Немой вопрос был на нем, немое недоумение.
– Эберт, милый, – прошептала она. – Эберт, ты разве не видишь?
Но он видел, все видел. Она думает, верно, что разум снова ему изменил, что он от страха или от горя стал дурачком – оттого он теперь не боится, не в ужасе, не понимает, где он стоит. Ан нет, отлично он все это знает и видит. И страшно ему, ему ужас как страшно. Вот только не за себя.
Эберт Гальва отлично понимал, что стоят они с Каей-Мартой сейчас на помосте, на простом деревянном помосте, на котором в городе казнили убийц и изменников. На него их обоих загнали – так высоко! А внизу, внизу-то были толпы людей и громкие крики, очень много оскаленных лиц. Эберт вспомнил то утро, когда узнал, что Сольвег, невеста его, его ненавидит. Он был удивлен, он был так озадачен, что вызывает столь сильные чувства – а вот и поди ж ты. Теперь его ненавидит весь город. Каждая толстая горожанка, что слышала на базаре, будто Эберт Гальва привечает убийц и чудовищ. На кол его. И голову с плеч. И бросить под копыта коней.
Он почувствовал, как Кая-Марта невольно коснулась его руки, зацепилась тонким белым мизинцем. Ну что ж, он не отпрянул. Ей страшно. Интересно, для нее все закончится здесь? А для него? Для Микаэля, для возлюбленной Сольвег?
Он позволил себе слабость, отвернулся от собственной смерти и повернулся назад. И Сольвег, и Микаэля держали крепко, чтобы не вырвались. Эберт уже не знал, горожане то или горцы, все перепутались между собой, все сплелись в одну кашу. Друг друга они ненавидели, но этих двоих на помосте ненавидели больше, потому их туда и загнали. А они ведь дошли почти до конца, почти что дошли, вон уже дом Совета, так близко, они ведь прямо под окнами. Эберт уже и не помнил, как все случилось. Кто-то первый заметил их, собрал остальных, а потом началось.
Теперь смерти Каи и Эберта хотят горожане, потому что нет места в Исолте убийцам и чудищам.
Теперь же их смерти хотят и крикливые горцы – они за Улафа мстят, кровь за кровь, чего вы хотите. Эберт не знал, может, их снова предал аптекарь, может, и кто-то еще, теперь уже это не важно.
– Ты знаешь, – ему прошептала Кая. – Они ведь не знают, кого и за что убивают.
Он обернулся.
– Ведь ты не виновен, – она шептала и смотрела прямо в толпу. – Горцы не знают, что у Улафа было чудовище. Что в гневе жители только за это. Что от этого злость, от этого подняли гвардейцев на лагерь. Эта война так искусственна и нужна она лишь одному в этом мире. И никто не знает, за что кровь свою проливает, никто.
Седой, но крепкий мужчина с топором у бедра затыкал ладонью рот Сольвег. Кая глядела ему прямо в глаза. Глядела на невесту его – его, рыцаря, он все же не научился звать ее по-другому. Пока они все еще дышат – она пусть будет его и единственной, а после пусть станет счастливой, как только захочет.
– Эй, – окликнула того Кая-Марта. – Эй, воин, зачем ты держишь ее, зачем ты держишь сестру мою названную? Ты знаешь ее? Ты хочешь ей смерти?
Мужчина плюнул в нее, но не попал.
