Она попыталась свободной рукой вцепиться ногтями, но оказалась сидящей на постели с обеими руками, крепко прижатыми по бокам. Затылком чувствовала его дыхание и это злило еще больше. Больше вырваться она не старалась.
– Угомонилась?
Сольвег не отвечала. Ей казалось, что если заговорит, то либо сорвется на крик, либо вновь попытается его ударить. Впрочем, злить его ей всегда нравилось. Магнус медленно развернул ее лицом к себе, все еще крепко держа ее руки. Он был спокоен, так спокоен, ничего кроме понимания и удивления, так бы и придушила.
– Вот так. А таких диких и злобных кошек, как ты, не выпускают, можешь не дергаться. Веры тебе нет, Сольвег. Так что вдохни, выдохни и поведай мне, больная ты стерва, что приключилось.
– Ты глупец, – прошипела Сольвег. – Ненавижу! Ума ни на грош.
– Не в первый раз это слышу. Не отказался бы услышать подробности.
Если бы она хоть на секунду тогда предположила, что от этой связи будет столько проблем, она бы его к себе на пушечный выстрел не подпустила. И это еще она старается лишний раз не вспоминать, ни что он влюблен в нее, как последний жалкий мальчишка, ни что искренне полагал, что она согласится сбежать с ним без гроша, без единого гроша за душой. Она держит его в кулаке, крепко, так крепко, пожалуй, только с недавнего времени в мозгу зародилась крохотная мыслишка, что не так-то он безопасен и для нее в том числе. Он ведь угрожал ей тогда, зачем-то вспомнила Сольвег, глядя на его сильные руки, которые держали ее так жестко и крепко. Большой палец ласково гладил кожу. А ведь тогда он положил руки ей на шею, бормотал, как просто ее придушить. Старый друг, оставался бы ты именно старым другом, было бы проще. Но сейчас она злилась.
– Я же сказала тебе унести, что украл. Сказала вернуть все на место. Отчего же служанка находит их на самом видном месте, Магнус? Отчего, – она все же начала кричать. – она приносит это под нос мне – и да, милый, моему жениху, у которого ты их выкрал, у единственного на всем свете болвана, у которого хватает денег – и о, ужас! – нелепого благородства, чтобы спасти меня от жалкого нищенства, от опостылевшей жизни, от отца, который продал бы любому, не только ему! И да, служанка видит тебя в моей постели, потому что ты, идиот, не удосужился ночью уйти, уснул, как последний бродяга! Превосходная у меня репутация, не правда ли, превосходная. Из-за тебя.
– Ну вот не только из-за меня, дорогая, – Магнус осклабился, а Сольвег почувствовала, что убьет его, если еще раз увидит эту ухмылку.
Он смеялся, а она смотрела на него почти с недоумением.
– Очнись, – спокойно проговорила она, а сама почувствовала, что вот, наконец, и к ней пришло понимание. – Очнись, глупец. Он расторгнет не сегодня-завтра помолвку – и я без гроша. Жалкая нищенка, пыль по дороге, захотел бы отец – отдал бы в рабство в уплату долгов, кто с него спросит.
Эта мысль была новой, внезапно занятной.
– Как ты думаешь, за сколько меня продадут?
Сольвег подняла голову, посмотрела на своего любовника, которого теперь можно было не прятать. Да только не нужен он больше.
– Задешево, милая, очень задешево, – пробормотал Магнус. – Ведь ни у кого не достанет казны всего королевства.
Казны всего королевства у Магнуса не было, а у нее и подавно. Как же дорого он ценит ее. Как же досадно, что не отзывается это ничем кроме усталости.
Она почувствовала, как он легко поцеловал ее в плечо. Не отпрянула и не ответила.
– Ты хоть понимаешь, что разрушил мне будущее?
– Естественно, – тот кивнул и откинулся на подушки. – Да только ты не позвала бы меня тогда. В первый раз. Если бы не хотела разрушить все вдребезги. Так что не скрою, что рад.
Сольвег почувствовала волну отвращения. Чужая любовь, которой не ждал, бывает противна.
Она подошла к стулу, сняла с него его рубашку и швырнула в него.
– Одевайся и убирайся. Где выход, ты знаешь.
Возражать он не стал. Натянул рубашку, у дверей обернулся.
– Завтра вечером как обычно?
Сольвег сделала вид, что не слышит.
– Сольвег?
– Я просила уйти, – прошипела она. – Ради всего святого, Магнус, у меня все еще хватит власти и спустить тебя с лестницы, и упечь за решетку.
Он улыбнулся.
– Ты такая хорошенькая, когда злишься. Только не льсти себе, дорогая. Я хотел спросить, отчего в конце коридора стоит мастер Талман. Отчего он ходит по дому не под твоим бдительным оком, а, Сольвег? И отчего два здоровенных детины ходят за ним?
Сольвег нахмурилась. Утренний инцидент на фоне грядущей жизни бродяжки выглядел тускло.
– Да так, – отмахнулась она. – У меня в чулане лежит труп без сердца.
На вопрошающий взгляд Магнуса она пояснила.
– Жених принес.
– Ты полна сюрпризов, – пробормотал он. – Уверена, что не рада разрыву помолвки?
О, как бы ей хотелось, чтобы это его тело лежало сейчас в каморке разодранным!
– Видимо еще рано про это шутить, – он натянуто улыбнулся и потянул ее за собой.
– Пусти, – шипела она. – Я ведь велела тебе выметаться.
Потом махнула рукой. Фанатичность, с которой тот отдавался работе, была гораздо сильнее всех прочих его страстей. Оттого она столько и знает теперь про яды, болезни, про то, сколько крови в живом человеке, про то, как выглядят мертвые печень и мозг. Не по собственной воле, но заткнуть любовника было непросто. Он хочет увидеть тело, обескровленное, разодранное, с интересом рассматривать. Ох, дорогая моя, думалось ей, чем же не угодил тебе прежде такой холодный, такой серый спокойный жених?
Дверь за ними захлопнулась. Тело лежало на столе, все еще покрытое плащом Эберта. Магнус в два шага оказался у стола, быстрым движением сдернул ткань с трупа.
– Смотри.
Сольвег неверным шагом подошла ближе. Да, она не боится, совсем не боится – но лучше бы это не видеть. Магнус склонился над телом, что-то смотрел, выискивал, бормотал, а она не видела ничего кроме поломанных выступающих ребер. Интересно, долго ли эта мерзость будет снится в кошмарах.
– Посмотри сюда, – он потянул ее за рукав домашнего платья.
Сольвег пересилила себя и взглянула на тело, стараясь не видеть лица и глаз, хоть и закрытых. Благо кто-то их вообще закрыть потрудился.
– Видишь? – Магнус указывал пальцем на длинные рваные порезы на животе и боках, это точно не сталь, не железо, это даже Сольвег понятно. – Это когти, Сольвег. Довольно длинные, сильные, такие не у каждого зверя есть. Да и какие звери у нас, родная, возле города… Только море да степь, лес в паре лигах езды. Их даже голод не выманил бы из чащи.
– Ты закончил? Я могу уже отойти?
Тот криво ухмыльнулся от уха до уха. Потом достал из кармана нож, раздвинул пальцами рану и углубил разрез. Послышалась тихая ругань. Сольвег даже не было стыдно за это. Она поспешно отвела взгляд и стала пристально рассматривать покрытые пылью сундуки и корзины.
