Она вышла из лавки и огляделась. Вечер был очень недурен. Солнце светило мягко и нежно, отражалось от всех окон и рыжими солнечными зайчиками падало на мостовую. Прогуляться бы хоть немного, подышать бы воздухом хоть чуть-чуть, проветрить сонные странные мысли. Сейчас она при деньгах. Этого хватит месяца на полтора, а то на два, если повезет. Да и казалось ей, если теперь с Микаэлем они ударили по рукам, то он не откажет ей в помощи и займет ей немного мелких монеток. В долгах она была как в шелках. Одна радость, что долги отца с нее Микаэль взыскивать не собирался. Отец почти что сбежал, скрывался от кредиторов. Сейчас он за городом, а потом кто знает. Может, подался в Измар, уж тетка его там приветит да и выставит тут же обратно. Только это и держало сейчас ее дух на плаву. Знать, что отцу ее сейчас приходится совсем не так сладко и уж точно не лучше, чем ей.
Сейчас надо ей только отнести деньги домой да отдать распоряжения девчонке-служанке. Пусть сбегает, отдаст долг мяснику, заодно прикупит немного телятины. Еще овощей да муки. Сольвег вздохнула. Вот и начали постепенно таять вырученные таким стыдом деньги. Она еще раз вздохнула, но воздух в легкие не пошел. У нее кружилась голова. Снова, как и вчера. Но что это, мастер Талман же вылечил ее. Раны зашиты, кровь не течет, но голова кружится, будто еще чуть-чуть и весь мир покачнется. Она попыталась держаться за стенку ближайшего дома, но она, покачнувшись, лишь процарапала по кирпичам дома ногтями. К горлу подкатила тошнота, а веки казались тяжелыми, будто налитыми свинцом. Она покачнулась и осела на землю. Люди мелькали перед глазами, точно маленькие яркие точки. Воздуха не хватало, духота сжимала горло в кольцо. Она хотела было позвать на помощь, но сознание вновь мягко покинуло ее, как тогда в доме Эберта.
– Очнитесь, – тормошил ее кто-то. – Очнись, госпожа, очнись.
Кто-то подставил ей кружку, и она почувствовала, как холодная влага течет у нее по губам. Она приникла к кружке и стала жадно пить. В голове слегка прояснилось.
– Еще, – прошептала она, и снова полная кружка оказалась у ее губ.
Наконец она смогла открыть глаза. Над ней склонилось лицо молоденькой девушки, лет двадцати, не больше, может, чуть младше нее. Лицо ее обрамляли светлые, почти белые косы, в них вплетены засохшие васильки. Кожа бледная, тонкая, казалась почти что прозрачной. Да и худая она была, почти кожа да кости. Под бледной кожей узких ладоней были видны голубоватые вены.
– Тебе лучше? – спросила ее незнакомка. Сольвег кивнула и огляделась по сторонам. Вокруг все также сновали люди, никто на нее не смотрел. Никто, кроме этой странной девушки.
– Как твое имя?
Губы до сих пор казались сухими и плохо слушались.
– Сольвег, – проговорила она, еле ворочая языком. – Сольвег Альбре.
Незнакомка, казалось, и слыхом не слыхивала такого имени и имени ее семьи. По крайней мене на лице ее не отразилось ничего, что можно было принять за узнавание.
– Твоя лошадь так и привязана к столбу, – продолжала девушка. – Я видела, как ты выходила из лавки. Далеко ли твой дом?
Дом был и вправду далеко, особняк Альбре стоял почти в другой стороне города, а добираться туда в одиночку верхом было воистину нелепой идеей.
– Далеко… – с тоской протянула Сольвег и попыталась встать. Это ей почти удалось, но ноги дрожали, и ей приходилось со всей силы прижиматься спиной к стене.
Незнакомка склонила голову на бок, точно сова. Моргнула пару раз.
– Ты сама до дома не доберешься. Пойдем со мной. Тут не далеко. Напою тебя липовым чаем, сил и прибавится.
Признаться, Сольвег никуда не хотелось идти с незнакомкой, но стоило ей сделать один самостоятельный шаг, как тошнота снова подступала к горлу.
– Я помогу тебе взобраться на лошадь, – сказала та, поддерживая ее под руку. – Поведу ее сама под уздцы. Не оставлять же тебя здесь, мало ли кто может обидеть беззащитную женщину.
Возражений незнакомка не слушала, помогла ей вскарабкаться на кобылу, и Сольвег крепко уцепилась руками за лошадиную гриву, чтобы не свалиться. Девушка погладила лошадь по шее, та было шарахнулась от ее руки. Незнакомка сжала губы, взяла в руки уздечку, но больше к животному не прикасалась.
– Куда ты ведешь меня? – негромко спросила Сольвег, склонившись вниз.
– К себе домой, – отозвался мелодичный голос. – Уже близко. Там тебя ждет и чай, и помощь, и уют.
«К себе домой» звучало не слишком утешительно. Особенно если учесть, что они приближались к тому пустырю, где на нее напали. «Все хорошо, – нашептывала сама себе Сольвег. – Все в порядке». И невольно прижимала руку к груди, где под вырезом висело спасительное кольцо. Девчонка, видимо, сама из Горных домов. Не хотелось ей в ближайшее время вновь соваться в логово льва, но, очевидно, судьба распорядилась иначе. Только вчера она бежала здесь с окровавленными ногами, только вчера ей располосовали спину когтями. Столько произошло всего лишь за сутки, а казалось, прошло куда больше. Лошадь была напугана, хотя кобыла не из пугливых. Сольвег небрежно похлопала ее по сильной шее. Говорили, что животные куда сильнее, чем люди, чуют опасность, от этого ей становилось совершенно не легче. Одна глупость вертелась в ее голове. Будто лошадь боится девчонку. Смешно. При большом желании даже Сольвег могла бы уложить эту худышку на обе лопатки.
Они все шли, а пушистые толстые шмели вились над фиолетовым чертополохом. Тошнота постепенно ушла. Девчонка молчала и больше не начинала разговора, чему Сольвег была признательна. Страх отходил, его место заменило ленивое любопытство. Только вчера она решила не ввязываться в опасные авантюры, и вновь она на той же дороге. Не удивится она, если на той же пыли до сих пор остались капли ее крови.
– Так ты из Горных домов, – она нарушила молчание, когда они начали идти мимо шатров и палаток. Сольвег спрыгнула с лошади. Слабость все еще была в ней, но по крайней мере голова не кружилась.
– Я живу с ними, сколько я себя помню, – отозвалась незнакомка. Она пожевывала в уголке рта травинку, будто самая обычная крестьянка из деревни. – С ними мой дом, а значит, дому я и принадлежу.
Сольвег отметила про себя странный оборот. Видать, не слишком много в ней любви к своему дому, если не может она сказать обычное «да» и улыбнуться. Девушка осторожно вела ее между палатками и вновь, как вчера Магнус, вывела на большое пространство с двумя отдельными шатрами. Она тут же узнала их. Вон в том, на пригорке, она была вчера. Там же стоял тот шатер с клеткой и костями, которые изранили ей ноги. Там же был и ящик с перьями сирина, и волшебное кольцо, которое теперь находится у нее на груди. «Знают ли они, – думалось ей. – Знают ли они все, все эти дети и женщины, что за чудище привели они с собой в наши края? Знают ли эти бродяги, что за напасть теперь нависла над городом только лишь из-за них?» Ей хотелось, чтобы не знали. Иначе все эти дети, все женщины, которые всего лишь полощут белье, стали бы внезапно ее же врагами. Она вдруг задумалась и поняла. Не только ее врагами, врагами этого города. И она ощутила с предельной резкостью. Не себе она корабль и новую жизнь добывает, да и не Эберта вовсе спасает. Спасают они с Микаэлем весь город, а оба они совсем не герои. До чего же неблагодарное дело.
