– Это… – Сольвег задумалась сказать «хорошо» или «плохо»; Кая рассказывала так, что поди пойми, что та в действительности хотела услышать. – Это действительно так? – пробормотала она.
– Истинно так, – бросила Кая, а блики от свеч плясали на ее лице.
– И сиринов больше не водится?
– Если и остались, то больше они не перекидываются птицей, – проговорила та и отбросила на спину белокурые косы. – Хотят забыть, чем они были, боятся. Их больше нет, разве что высоко в горах, куда еще даже наш род не добрался.
Кая проводила пальцами над медовыми свечами, задумчиво глядела на пламя, на то, как тонкие струйки копоти летели под потолок. Сольвег все рассматривала ее с любопытством и недоверием. Она знает, и она знает многое. Быть может, скрывает. Естественно, кто доверился бы чужачке. Они ведь не знают друг друга. Она даже не знает, что Сольвег – бывшая невеста Эберта. Она даже не знает, что его нужно спасать. Когда они вернутся сюда с Микаэлем, должно быть, эта девчонка будет более разговорчивой. К своему удивлению, Сольвег заметила, что все это постепенно начинает ей нравиться. И липовый чай, и пшеничные лепешки, и неспешные разговоры. Было в этой худой и не то что бы очень красивой девушке что-то располагающее. Она поймала себя на мысли, что действительно хочет вернуться. Странно, но мелодичный и грустный голос Каи-Марты заставлял ее расслабиться, будто и не ей с четверть часа назад сказали, будто внутри нее растет дитя от нелюбимого человека.
Кая покачала головой, будто отгоняя нелепые мысли, и вновь посмотрела на Сольвег.
– Забудь о сиринах, госпожа, они не нужны тебе. Забудь, тебе сейчас надо думать совсем о другом.
Сольвег решила, что с куда большей радостью думала бы теперь о кровожадных птицах, нежели о своем же ребенке. О ребенке она еще успеет подумать. И о том, что же ей с ним делать, и о том, хватит ли ей духу даже просто родить его. Кая сказала, что от спорыньи она умрет. Умирать ей пока не хотелось. Как бы ни была тяжела и неприглядна сейчас ее жизнь, смерти она себе не желала. Каждое утро солнце из окна манило ее куда-то вдаль, подальше отсюда, к новому началу. Она не могла позволить себе рискнуть и бросить все на полпути, так и не доказав миру, что Сольвег Альбре – это не просто имя. Она вернется сюда с Микаэлем. Вернется, и эта странная девчонка с таким умиротворяющим голосом ей непременно все снова расскажет.
Снаружи послышался шорох и скрип. Обе девушки встрепенулись и подняли голову. У Каи слегка задрожал чайник в руках.
– Кто это, час вроде уж поздний, – пробормотала Сольвег, глядя на зажженные свечи.
– Верно, поздний, – Кая сжалась, будто стала меньше.
Сольвег обернулась к разрезу палатки и увидела вошедшего мужчину. Он был явно пьян и элем от него несло далеко. Он пошатывался, старался схватиться за податливые стенки шатра, схватить их в кулак, чтоб удержаться. Это ему никак не удавалось. Наконец он протер глаза и кое-как пригляделся к двум женщинам. Он недовольно перевел взгляд с Сольвег на Каю и обратно
– Почему ты не одна?
Та выпрямилась и не дрогнула.
– Это моя гостья, Улаф, будь полюбезнее.
«Улаф», – вспомнила Сольвег. Именно так звали одного из двух мужчин, которых они с Магнусом подслушивали вчера в другом шатре. Именно он рассказывал второму, Сигуру, про сирина, он был его господином и у него стояла та страшная клетка с костями. Сольвег посмотрела на громоздкого мужчину еще раз и постаралась казаться поменьше.
– Гостья?! – зло крикнул Улаф. – Какая еще гостья для такой, как ты. Не я ли приказал тебе знать свое место?
Кая не шелохнулась и продолжала стоять, скрестив на груди руки.
– Уходи, Улаф, проспись, тебе здесь не рады.
– Я сам решу, когда мне уйти, – рявкнул тот. – А ты сейчас пойдешь со мной и будешь сидеть там, где должна сидеть. И уж поверь мне, милая, я с тебя глаз не спущу!
Он быстрым шагом подошел к Кае-Марте. Он был гораздо больше нее, та на его фоне казалась просто тростинкой. Улаф схватил ее за руку своими крепкими лапищами. Та зашипела от боли, бросила на него убийственный взгляд.
– Пусти меня, – она старалась вырваться, но тот был сильнее и больше, и уже потащил ее к выходу из шатра.
– Много свободы ты себе взяла, – ворочая пьяным языком, бормотал он. – Уж я-то научу тебя слушаться.
– Ничтожество.
Сухие васильки сыпались с кос.
Улаф все тащил и тащил ее, вывернув руку. Сольвег в шоке раскрыла глаза, смотрела на это и ей отчего-то казалось, что еще чуть-чуть и хрупкая девушка сломается пополам, будто тростинка. Ей бы убежать сейчас. Выскользнуть бы за занавеску, признать, что вечер и чай окончены. Но было одно «но». Сольвег Альбре не привыкла быть ненужной серой мышью и чтоб на ее присутствие не обращали внимания. Рука сама потянулась к столу. Заварочный чайник с кипятком и липой оказался заманчиво близко. Она сжала его в руке, обрушить его на голову здоровяка было просто и даже приятно. Тот взвыл от боли, пошатнулся и упал на пол. Вокруг него валялись осколки чайника.
– Жаль, чайник был очень красивым. Ты уж извини меня, – Сольвег глядела на маленький разгром.
Кая присела на корточки и приложила руку к его шее.
– Он жив, разумеется. Через какое-то время будет в порядке, – проговорила она.
– Очень жаль, что жив, – цинично добавила Сольвег. – По-моему, он знатное ничтожество.
Кая слабо улыбнулась. Выглядела она сейчас, будто ощипанный цыпленок. Волосы растрепаны, платье мятое.
– Спасибо тебе.
– Не стоит. Будем считать, что долг я тебе отдала. Скажи лучше, что творится в его бедовой голове и кто он вообще?
– Это Улаф, – устало ответила Кая-Марта.
– Ты что-то вроде слуги?
– Я что-то вроде рабы, – поправила она ее с грустной улыбкой. – Я могу ходить, где пожелаю, делать, что пожелаю, чтобы развлечь себя. Но он меня спас однажды и делает все, чтобы напомнить мне, что он мой хозяин.
– Ты думала сбежать от него?
– Нет, – вздохнула она и подперла щеку кулаком, облокотившись на стол. – Я дала ему слово. А мое слово держит меня крепче стали.
– Нет ничего хуже клятв, к которым нас принудили, – отозвалась Сольвег. Она отлично понимала, что такое жажда свободы, которую ты не в силах получить. Она смотрела на эту поникшую хрупкую девушку и в ее сердце зарождалась такая непривычная жалость.
– Скажи, я могу помочь тебе чем-то еще? – спросила Сольвег и невольно накрыла бледную худую ладонь своей.
Кая улыбнулась. В ее глазах мелькнули искорки-смешинки.
– Спасибо тебе, доброе сердце, – отозвалась она. – Ну да помощи мне не нужно. Заходи иногда, коли хочешь. Здесь тебе всегда будут рады. А Улафа ты не бойся. Он страшен только для меня, тебе его не стоит бояться.
