Он хотел было уйти, но Кая тронула его за рукав.
– Сигур, зачем ты здесь? – проговорила она. – Разве недостаточно боли я причинила тебе почти год назад, не разбила ли я твое сердце?
Лицо Сигура помрачнело, но он промолчал.
– Ты единственная ниточка, что связывает меня с прошлым. Что ведет меня к дому. Ты принял меня в своем лагере. Неужели не можешь принять меня снова, как друга?
– Ты чудовище и убийца, – отстранил ее Сигур. – А верить словам убийцы – не лучшая мудрость. И принять иначе я тебя не могу. Все, что осталось от прошлой тебя, от прошлой Каи, мертво и воскресить это уже никто не в силах. Я не верю тебе. Не верю, что осталась в тебе еще добрая воля. Принять, как друга… Было время, я хотел принять тебя как жену, как суженую мне. Я ведь знаю, ты ненавидишь меня. Это я тогда настоял, чтобы тебя увезли. Это я тогда рассказал всем в деревне. Ты меня никогда не простишь, я же знаю. Я бы и сам не простил. Лучше пей вино, а я пойду восвояси.
Воск свечей тихо капал на стол, Кая молчала. Ненавидела она его? Она толком не знала. Сейчас вся ее ненависть была только к хозяину, чьей рабыней она была. И может быть еще к той девчонке, стащившей кольцо, и которую она никогда не узнает. Еще к себе и собственной сущности. Могло ли все оказаться иначе. Могла ли она стать для него хозяйкой, любимой женой, если бы не было этого плача и слез в ее жизни? Он был добр с ней, пока не узнал, так добр, что сердце щемило. Теперь же она осталась одна.
– Зачем ты согласился отправиться с Улафом?
– Затем, что я один тебя знаю и один тебя не боюсь, – вымолвил он. – А вырвешь мне сердце – так уж и так его нет с той ночи на берегу.
– Ты ведь все равно никогда меня не любил. Тебе нужна была лишь хозяйка в дом, да тот, кто готовил бы ужин, стелил бы постель.
– Почем ты знаешь, Кая, что было у меня на сердце. Ты думала лишь о себе. О своем даре да о птичьих полетах. Даже когда молчала и плакала у меня на плече. О чем ты размышляла тогда? Уж точно не обо мне.
Кая покорно кивнула, отодвинула стул и села.
– Так значит, ты никогда меня не простишь и не примешь. Никогда не будешь, как прежде, мне старым другом.
– Мне не за что тебя прощать или нет. Той Каи не стало, – он хочет примирения с прошлым, не более. – Умерла она на том берегу, а тебя я не знаю, и не уверен, что хочется знать.
Она облокотилась на стол и положила голову на руки.
– Ты все же меня ненавидишь, – проронила она и вновь на минуту замолкла. – Тебе тошно даже от одного моего вида, он гложет тебе сердце, я знаю. Не жить тебе спокойно, покуда я рядом. А мне не жить толком, пока я в неволе… Но есть способ, простой и понятный. Убей Улафа, Сигур, – внезапно встрепенулась она. – Убей его, а дальше все станет проще. Ведь он хочет войны, ты же знаешь. Он хочет смерти главы Совета и не только ее. Он хочет восстания, власти и крови, так чем же он лучше меня, расскажи. Ты ведь знаешь и сам, что он не оставит камня на камне. Если ты убьешь его – ведь я не могу его тронуть – я смогу уйти отсюда, уйти навсегда, обратно в горы. С его смертью разрушится и мое заточение-заклятье. Может, я найду кого-то из своего народа, может, представь только, Сигур! Может, я смогу найти своих настоящих родных. А может быть, – голос ее погрустнел и затих. – Может быть, я смогу найти другую деревню, забыть о себе и жить человеком. Послушай, Сигур… Жива ли еще моя приемная матушка, знаешь ли ты?..
– Она жива и знать тебя не желает, не тревожь ее больше, – отозвался мужчина. – Убить Улафа… Отчего ты не удивила меня, Кая-Марта?
Он вдруг подошел к ней, размахнулся и отвесил хорошую пощечину. Кая вскрикнула и прижала руку к щеке. Та горела, точно огнем.
– Вот она. Вот теперь это ты. Ни во что ты не ставишь жизнь человеческую. Так легко, так просто предлагаешь лишить жизни того, кому ты обязана волей.
– Это не воля, – зло прошептала Кая и не отняла ладонь от щеки. – Тебе не обещали, тебе никогда не обещали выпустить всю кровь у тебя из жил в случае неудачи. А что до убийства… Скажи мне, Сигур, в чем разница между убийствами, которых требует Улаф, от тех, что я совершаю? Что лучше – быстрая милосердная смерть или долгие мучения не плоти, а духа? Ты думаешь, в смерти есть разница? Знаешь, что я делаю с этим рыцарем, Сигур, по просьбе твоего любимого Улафа? Знаешь, как я разрушаю его без остатка? Тебе и не снилось такое горе, как я тебе говорю. Разве не знаешь ты, как твой Улаф заставляет меня уничтожать ту, что могла бы стать мне верной подругой? Не знаешь?
– Это все сейчас ради цели высшей и благородной, – проронил Сигур. Верил ли он сам в это, Кая не знала. – А не ради твоих злобных мечтаний. Если с Улафом случится хоть что-то – я буду знать, кто за этим стоит. И поверь, я расправлюсь с тобой быстрее, чем ты охнуть успеешь. Если я узнаю, что в городе просто так погибают люди и их находят растерзанными – я найду тебя и результат тебе не понравится. Улаф не держит тебя сейчас в клетке, но поверь, достаточно одного моего слова, чтобы ты вновь оказалась там и глодала сухие кости. Не зли меня, Кая-Марта, и не вынуждай меня. Ты ведь знаешь, что со мной шутки плохи. Я избавился от тебя однажды, избавлюсь и в этот раз. Если по твоей милости к нашему лагерю пошлют армию Совета, то ты не жилец, так и знай. У нас с Улафом тоже есть уговор, дорогая. Если ты не слушаешься наших приказов, то твоя голова – моя. Не уничтожил тебя в первый раз, так развею твой прах по ветру во второй. Будь осторожна, Кая, я ведь всегда на чеку.
Он крепко схватил ее за руку, и она вздрогнула. Пальцы в его ладони заболели. Она бросила на него тяжелый, озлобленный взгляд.
– Тогда поберегись, Сигур, – прошептала она, глаза ее снова блеснули желтым. – Попомнишь ты еще наш разговор, когда я предлагала тебе мир. Когда обещала исчезнуть, быть человеком и затаиться… Однажды я отомщу тебе, Сигур, за все и сразу, за каждую мою слезу ты дашь мне ответ. И не надейся, это совсем не будет той легкой смертью, на которую ты можешь рассчитывать. Всю чашу горя ты выпьешь до дна.
Она в бессильной ярости смотрела на него и думала, как бы сложилась легко ее жизнь, будь та мать ей родной, а не приемной, не будь этого зверя внутри. Была бы женой и хозяйкой, а теперь ничего ей так не хочется от бывшего суженого, как вырвать ему сердце когтями.
Сигур молча посмотрел на нее и отвернулся.
– Ешь свою еду, что я принес тебе, – ответил он. – И довольно пустых угроз. Ты принадлежишь Улафу, с ним и останешься. Твоей жалкой мести сбыться не суждено.
Он вышел, и полог шатра лишь легонько пошевелился. Кая вновь села на стул и закрыла лицо руками. Они дрожали.
«Жалкая месть, – витало в ее голове. – Я покажу тебе жалкую месть». Глоток принесенного вина слегка взбодрил ее и прогнал комок плача из горла. Она знала, чего ей хотелось сейчас. Она знала, что никто за ней не следит.
Кая-Марта осторожно, почти на цыпочках, вышла из собственного шатра. Роса на траве холодила ноги. Еле слышно, она сделала шаг, другой, и поспешила, точно кошка, из лагеря прочь.
