Она сидела за столом в комнате, что выделил ей Микаэль и поглаживала голубой атлас с белыми цветами, который купила по дешевке из-за того, что на нем было пятно. Пятно она уже вывела – немного соли и уксуса, и все готово. За эти месяцы она многому научилась. Ткань под пальцами была холодной и гладкой. Хоть цену ей и сбросили, но все равно заплатила она не мало. Это ее последний бал, ну так пусть он запомнится и ей, и тем восторженным юнцам, что увидят ее. Тонкая маска, прикрывающая лишь область вокруг глаз, лежала рядом на столе. Она была из белого бархата и крохотные блестки-стекляшки были разбросаны по ней. Это бал-маскарад, было сказано в письме, что ж, к чему отходить от правил, и маску она тоже купила. Ее конечно же узнают, ну так она там и не для того, чтобы скрывать лицо, она пока слишком молода и, что скрывать, слишком красива.
Она нашла коробку для шитья. Целый ворох иголок, ниток, разноцветных мелков для ткани. Она неуверенно выбрала бледно-голубой и дрожащей рукой провела по ткани, намечая края выкройки. Где-то в ее голове вертелась мысль, что вот еще чуть-чуть и она сделает все не так и идти ей придется в собственных же обносках.
– Давай, милая, я тебе помогу, – раздался приятный низкий голос у двери.
Сольвег обернулась и увидела стоящую в дверях госпожу Рузу. Она была в милейшем домашнем платье, а волосы казались заколоты сотней шпилек. Она была полная, смуглая, а губ и глаз, казалось, никогда не покидала улыбка.
– Госпожа Руза.
Сольвег вежливо кивнула и опустила глаза, как и велели приличия, но все же она смутилась. Слишком давно не доводилось ей на равных говорить с другими знатными дамами.
– Милая, да ты же так всю ткань испортишь, – всплеснула руками хозяйка. – Давай я тебе помогу. Хоть мерки снимем. Раньше я была большая мастерица, что касается платьев.
Сольвег с благодарностью протянула ей и мелок, и всю огромную коробку для шитья. Госпожа Руза и вправду не солгала, мастерицей она была отменной и всяко получше Сольвег. Она ловко сняла с нее мерки, разрезала голубой атлас, начала кроить юбку и лиф. Откуда-то с чердака принесла белоснежное кружево, чтобы пришить к вороту и манжетам. И она говорила, все смеялась и говорила. Про то, как жила в Эльсхане прислугой, как девчонкой все пыталась сбежать на кораблях в дальнее плавание, как ветер и соль путали ее черные кудри на берегу и как она дождалась однажды своего моряка-торговца, что и увез ее на другой конец света, на другой конец королевства. Сольвег слушала это как дивную сказку, ни разу не почувствовав укол зависти. Должны же у кого-то в этом мире быть счастливые истории о любви.
– А потом, почти сразу после нашей женитьбы в Исолте, у меня родился Микаэль, – голосом счастливой матери продолжила Руза. Она все болтала и болтала, казалось, она никогда не умолкнет.
– Когда заведешь своих, – продолжала она. – молись, чтобы это была девочка. Эти сорванцы всю молодость заберут, а спасибо не скажут. Хотя ты пока слишком юна для этого.
Сольвег смущенно хмыкнула и замолчала. Раскрываться госпоже Рузе ей не хотелось даже, чтобы спросить совета. Она добрая и милая женщина, но надолго ли хватит ее терпения и не выгонит ли она ее сразу под июньский дождь. А потому она улыбалась и продолжала колоть пальцы толстой длинной иголкой. Эберт пригласил ее на бал. Ее бывший жених, так никогда и не бывший ни возлюбленным, ни другом. В последнюю их встречу она сказала ему, что он отвратительно выглядит, а он в отместку припомнил всю ее изощренную ложь. Забавно, что в его главной обиде она была невиновна, ведь не она украла бумаги и векселя прямо у него из-под носа. Даже не по ее приказу. Это Магнус, все Магнус, возомнивший, что их жизни и судьбы теперь одно. Счастье, что она прогнала его вон, а поднимающую по вечерам голову скуку она не слушала.
Шить с Рузой они закончили только под вечер. Работы и завтра будет невпроворот, тут все висит на тонких ручных стежках, и корсет, и юбка. Голубой шелк мягко переливался под рукой, когда она поглаживала его в свете сумерек. К ее темным волосам подойдет прелестно, к ее бледной коже и холодным зеленым глазам. Найти бы еще цветов подходящих, да только на балах высшего общества цветы без надобности, как без надобности и смех, и открытые улыбки без причины. Обойдется без цветов, наденет свой тяжелый морской жемчуг, он так будет переливаться от тепла ее шеи. Мягкая улыбка пробежала по ее губам. Руза уже ушла, она быстро скинула домашнее платье и осторожно, стараясь не задеть булавки, влезла в только что пошитые корсет и юбку. Разгладила складки и посмотрела в зеркало. Даже если они ничего не выведают на этом балу, она все равно его запомнит надолго.
– Все также неотразима, – послышался за спиной тихий шепот. – Никогда не перестанешь вертеться у зеркала?
Сольвег увидела в темном углу неверное движение. Отраженный в зеркале чужак заставил ее кровь от ужаса заледенеть.
– Кто здесь? – сдавленным голосом шепнула она и сделала шаг в сторону стола, на котором стоял тяжелый подсвечник. Если за ней явился тот самый Сигур, то ему явно не поздоровится, уж перышки-то она ему почистит-повыдергает.
– Неужели ты не знаешь, кто это, Сольвег, родная…
Тень шагнула к ней из угла, и она почувствовала, как большие ладони легли ей на талию. Свет из окна упал ему на лицо, и она наконец явственно увидела его в зеркале.
– Ты!.. – проговорила она со смесью раздражения и облегчения. Она постаралась сбросить его руки, но они держали ее крепко. – Откуда ты взялся?
– Может быть, я вышел из твоих мечтаний, потаенных желаний и вздохов, родная. Но судя по твоим глазам, на это можно мне не надеяться.
Магнус повернул ее лицом к себе. На его губах была улыбка, но глаза его не смеялись.
– Как же ты хороша, Сольвег, – прошептал он, оглядывая ее с головы до ног. – Так же хороша, как и в первый день, когда мы с тобой встретились. Помнится, тогда ты тоже была в голубом. Я подарил тебе цветы, а ты подарила мне пощечину за дерзость, а позже и наш первый поцелуй. Ты помнишь?
– Я помню, что велела тебе убираться вон, – Сольвег постаралась вновь закатить ему оплеуху, но тот перехватил ее руку. – Как ты вообще узнал, что я здесь. Как ты сумел пробраться сюда?
Магнус осклабился и убрал выбившийся локон с ее лба.
– Я знаю о слухах, дорогая, а пробраться куда-то, прикинувшись подмастерьем или посыльным, не составит труда. Ты ведь помнишь, как я украл для тебя векселя. А ты оказалась такой неблагодарной девчонкой…
Она наконец вырвалась из его рук, рассерженная, как оса, и деловито села за стол.
– Так ты явился сюда. Зачем?
– Это же естественно, дорогая. Повидать тебя. Хотя за твои выходки любой порядочный любовник захотел бы тебя убить.
Сольвег рассмеялась.
– Ты руки на меня не поднимешь, – ей отчаянно хотелось в это верить. – А что касается повидаться… Мне кажется, в прошлую нашу встречу я была достаточно прямолинейна.
– Ты была расстроена и на взводе… – аптекарь пожал плечами. – Я слишком хорошо усвоил, что твоему «нет» можно не верить.
