– Потому что я спросил, а ты уже изрядно набрался, – аптекарь пожал плечами. – Каждому охота поговорить о том, как женщина разбила им и сердце, и жизнь.
Сигур расхохотался, причем довольно мрачно. На них стали поглядывать.
– Ты не понимаешь, – с кривой усмешкой отозвался он, когда отсмеялся. – Вспомни-ка день, когда ты вернулся с гор со своими ненаглядными травами.
Магнус напряг память. Да, он уходил в горы на несколько дней, собрал там изрядный мешочек трав для настоев, ему бы того хватило на пару лет. Он вернулся в деревню, чтобы паковать вещи и возвращаться в Исолт. Вот тут-то это и произошло. Он вышел с первыми звездами из дому, чтобы в последний раз вдохнуть и холодный воздух с гор, и соленый ветер, долетавший с Седых гаваней. Он спустился тогда к морю и прошелся по берегу. Галька и камни привычно скрипели под ногами, но повсюду горели факелы, носились люди и грузили на борт мешки, тюки и оружие. Чуть вдалеке, там, куда не добивал свет факелов, стояла клетка. Прикрытый плащом и ночной темнотой, он подошел к ней. Видно было плохо, он чиркнул отсыревшей спичкой, и та занялась. В тусклом свете он разглядел лишь длинные кости да перья. Да еще огонь огромных золотистых глаз, что уставились на него, как у волка в ночи. Он стоял там и жег пальцы о каждую новую спичку. Существо тихо шипело и прикрывало нижнюю часть человечьего лица крылом – разглядеть его он не мог. Тогда его отогнал от нее один здоровый моряк, прикрикнул, ударил по железным прутьям дубинкой.
– Проваливай, если жизнь дорога, – услышал он. – Никому потом не досуг закапывать в песок твой хладный труп.
Он знал, что это был сирин. Во-первых, они тут водятся, во-вторых, он уже видел их в клетках, еще в детстве, когда был здесь с матерью. Тогда его тоже гоняли от клеток, а мать плакала и требовала обещать, что больше он к ним не приблизится. На следующее утро он собрал пожитки и двинулся прочь с Синих гор, назад в Исолт, назад к Сольвег, злость к которой уже поутихла.
– Вы поймали еще одного выродка, – пожал плечами Магнус. – В ваших горах оборотни не новость. Извини за прямоту, но ходят слухи, будто вы по незнанию и сюда одного из них притащили. Куда как радостная новость для горожан, все эти убийства…
– Не в этом дело, старый друг, не в этом дело, – Сигур придвинулся к нему и аптекаря обдало запахом сидра. – Мы устроили на нее облаву ночью, как только зашло солнце. Это она убила Бенжена, и я видел кровь на ее руках и платье и видел, как она обращалась. Мы пришли с факелами к ее дому и выкурили ее оттуда. Даже ее приемная мать нам не стала мешать. Я связал ее руки, а у нее такие тонкие запястья, такие хрупкие… – Сигур взял с подноса у служки еще одну кружку сидра. – Я ведь любил ее до того, как узнал. Теперь учусь вот ее ненавидеть. Она мне в этом отлично помогает.
Магнус почувствовал, что запутался в полупьяных бреднях своего давнего друга.
– Кто помогает?
– Кто-кто… – Сигур сплюнул в сердцах на пол. – Кая-Марта, вот кто. Она зверь, Магнус, зверь, и мы свезли ее на остров Серебряных шахт, чтобы там бросить.
Брови аптекаря поползли вверх.
– Кая была сирином?
– Была… Если б была! Есть! – он наклонился к нему еще ближе. – Я не должен тебе этого говорить. Так я иду против моего предводителя. Да только плохо все скоро будет. Это он сказал нам вернуть Каю-Марту в деревню, а потом и в Исолт. Замышляет он что-то очень дурное, а слова чести не слушает… Бери-ка вещички свои, Магнус, да дуй прочь из Исолта, по старой дружбе тебе говорю. Скоро будет здесь такое светопреставление, что многоуважаемой Марии-Альберте придется не одну и не две слезы пролить за свой город.
Магнус все вспоминал пугливую и смешливую белоголовую девицу с васильками в волосах, ее детскую дружбу, юношескую холодность и тонкую улыбку.
– Кая – сирин, – все еще неверящим голосом проговорил он. – Наша старушка Кая, – тут злость внезапно захлестнула его. – И это она почти убила тогда мою Сольвег, – лицо его помрачнело и тени сгустились под глазами.
– Не только твою Сольвег или как там ее… Каждое тело, что находят сейчас в городе, должно быть на ее совести. Я еще верил в нее, надеялся, что она образумится, она ведь такая хрупкая, до сих пор, Магнус, так горько плачет, если ее обидеть, сердце разрывается. Так вот, на днях она ребенка украла. Дите малое и несмышленое, нет в ней больше человеческого. А Улаф ей в том потакает, да… Хоть и говорит мне обратное. Ему в радость паника в городишке. Скоро власть он себе заберет. На правах сильнейшего. Ты же знаешь, если дело дойдет до драки, то один горец стоит десятка гвардейцев. Нас пока мало, но все больше стягивается с гор в лагерь. И это не просто ремесленники и кузнецы, Магнус. Это воины. Будет война, короткая, быстрая и кровавая. Чем больше смертей у Каи, чем больше она резвится, тем больше сил внутри нее тлеет. Не нужно им дать заново загореться.
Магнус молчал и все вспоминал, как проводил рукой по только что затянувшимся ранам на спине Сольвег. Как после того она выгнала его вон, подумав, видно, что он бросил ее на растерзание.
– Я убью ее, – негромко, но внятно сказал он, и куриная косточка в его руках с жалобным хрустом сломалась пополам. – Убью. Взбесившейся твари нет права ходить, как человеку, под солнцем. Мне есть за что отомстить.
– Она не одна… – продолжал Сигур. – Я узнал пару дней назад. Завелся еще один. Ютится где-то на задворках Исолта, – он отогнул рукав и Магнус увидел длинный глубокий порез, опухший по краям. Выглядел он скверно и кое-где загноился. – Этим он наградил меня при встрече. И это самец, в отличии от нашей Каи силенок ему не занимать. Захочешь отомстить ей, почти уверен, что за тобой придет он. У этих тварей слишком хорошо развито чувство родни.
– Если даже ты желаешь смерти бывшей возлюбленной, то отчего дрогнуть мне, когда она мне никто? – аптекарь улыбнулся и любовно погладил длинный охотничий нож, прицепленный к поясу. – Мне от нее нужно многое, мы найдем, о чем потолковать… Скажи лучше, отчего вдруг решил мне все это выложить. Не поверю, что с пьяных глаз.
Сигур замялся и осмотрелся по сторонам.
– У нас мало кто знает, что на самом деле задумал Улаф. Даже я сперва думал, что он лишь хочет справедливости, хочет, чтобы нас здесь приняли, наконец-то зауважали. Вы к нам, к горцам, всегда относились, как к людям второго сорта. Я думал одно – думал, он хочет желание птицы и мира для всех, чтобы те женщины, дети и юноши обрели дом на склоне гор и стали Исолту братьями. Для того, я думал, он освободил Каю-Марту. Но не равенство и мир нужны ему, а война. А город он приберет к рукам, дай только срок. В его ополчении хватает ребят, которым лишь бы топором помахать. Вы, торговцы, морской город. Несколько тысяч гвардейцев Совета, которые привыкли натирать сабли для парада и опаздывать на учение фехтованию. Когда новые спустятся с гор, вы будете обречены.
– Не будем столь категоричны, – кривая улыбка пробежала по его лицу. – Мария-Альберта не наивная девчонка и знает, как управляться с городом. А я… А я знаю, что сделаю с Каей-Мартой.
