Эберт посмотрел на нее почти ласково.
– А ты думаешь, я и не знаю… Какая же ты смешная, Сольвег, всех кроме себя видишь глупцами. Думаешь, я не знаю, что со мной происходит? Думаешь, я не догадываюсь, в чьи лапы я угодил и чьи когти терзают ночами мою душу, как только опустятся сумерки?
Он протянул руку и взял с камина подарок Рузы. Он сорвал с него цветную бумагу, и Сольвег увидела старую, слегка потрепанную книгу в твердом тканевом переплете. На натянутой ткани серебряной и золотой краской были нарисованы цветы. Он открыл ее на случайной странице и показал Сольвег. Она взглянула через его плечо и увидела на картинке девушку у озера с кувшинками в волосах, на другой – рыцаря со сверкающим мечом и конем, на третьей – деревянный дворец на утесе скалы.
– Руза запомнила. Давно увидел эту книгу у Микаэля. Сказал его матери, что у меня была в детстве такая же… Вот, Сольвег, откуда моя позабытая в этом суетном мире мудрость, – он листнул пару страниц вперед, и Сольвег увидела и расшитое голубым и медным крыло, и тяжеленный венец на голове с дорогими каменьями, и спутанные кудри, и прекрасное лицо женщины. – Вот оно. Вот мое проклятье. Микаэль думает, я о нем не знаю? Мой добрый наивный друг.
Сольвег коснулась пальцами его руки и захлопнула книжку.
– Не бойся, – торопливо зашептала она, не зная, что вообще рвется сказать ее душа. – Ты не бойся. Ты не один. Мы поможем тебе, выручим. У Микаэля есть арбалет. Тяжелый такой. И стрелы черные. Когда мы знаем… Когда ты знаешь, что мы знаем – мы поможем, мы справимся, мы…
Тут Сольвег запнулась и посмотрела куда-то за Эберта. Тот оглянулся, и теплая улыбка на его лице тут же потухла, как свеча от порыва ветра. Она узнала бы ее под любой маской из тысячи. Они бы оба узнали. В этот раз в волосы она вплела красные васильки. И алели они там, точно кровавые капли на белом снегу ее кудрей.
– Ты? – удивленно воскликнула Сольвег. Она знала, что Кая – приятельница рыцаря, знала, что знакомы они уже много месяцев, но она же чужачка. Она бедная торговка свечами, которая допоздна сидит у шатра за прилавком, а загрубевшие руки пропахли соком полыни и кислых яблок. Что она делает на этом балу, в этом белом платье, на которое не то что ей, даже Сольвег в добрые годы денег бы вовек не хватило. Она посмотрела на Эберта, но тот уже смотрел только на Каю и во взгляде его, заметила Сольвег, что-то не было радости.
– Позволь представить тебе, Сольвег, Каю-Марту, мою близкую подругу.
– Мы знакомы, – перебила красавица, и лицо ее подруги тут же побледнело. – Мы давно знакомы, Кая, что ты тут делаешь, как тебя отпустил Улаф, где твоя цепь, где веревка?
Рот Каи-Марты приоткрылся, но она лишь кусала губы, и с них не срывалось даже слова приветствия.
– Кая, дорогая моя, ты здорова? – Сольвег взяла ее маленькую ладонь в свои и почувствовала, как неловко та пытается вырваться.
– Вы знакомы? – голос Эберта подернулся холодком. – Как же так, Кая, ты знакома с моей бывшей невестой, о которой судачит весь город, о которой я говорил тебе столько, а я об этом узнаю только сейчас?
– Она моя подруга, Эберт, все хорошо, – Сольвег с беспокойством глядела на явно растерянную Каю. Она же не привыкла к свету, вот и растерялась, бедняжка. Да в таком еще шикарном платье. Интересно, откуда оно у нее.
– Все хорошо? – повторил Эберт, не сводя пристального взгляда со своей гостьи. – Все действительно хорошо, Кая?
Лицо Каи-Марты становилось все более непроницаемым, будто на него наползла ледяная маска.
– Мы знакомы, – ровно проговорила она. – Дорогой друг, я же не должна рассказывать тебе обо всем, – и она положила руку рыцарю на плечо. На какое-то мгновение Сольвег почувствовала себя чужой, неугодной, ненужной. Будто холодным ветром на нее дунуло одиночеством, и слабая полуслепая ревность царапнула сердце. Он был рядом с ней, они почти объяснились, впервые в жизни они могли поговорить по душам и тут она. Давняя приятельница, которая будет к нему и добрее, и ласковее. «Почему ты не ревнуешь, Сольвег, – все спрашивал ее Микаэль в поместье по вечерам, когда они сидели в беседке. – Она – твоя соперница, к тому же обманщица. К тому же сирин. Отчего ты не веришь мне? Отчего выгораживаешь ее?»
Отчего она не ревновала? Возможно, потому что не видела их раньше вместе. Его в парадном камзоле, высокого, с волосами темными почти до плеч, с таким бледным благородным лицом и ее в белом платье и с такими большими глазами, что в таких в пору утонуть и не выплыть. Они красивая пара, думалось ей, и оба они получат все, чего у нее-то не будет уж никогда. Это ее счастье стоит у нее перед глазами, только отданное другим, потому что не сумела, не захотела, не пожелала его удержать.
– Прости меня, Эберт, – она шагнула в сторону. – Счастливого тебе праздника.
– Сольвег, постой, – он было хотел ухватить ее за рукав, но теперь он стал таким неловким – она быстро скрылась в толпе, только пальцы его скользнули по коже.
Сердце гулко колотилось в груди и в ушах шумело. Глупая обида, корила она себя. Слепая обида глупой девчонки. У нее под сердцем дитя от нелюбимого мужчины, она бездомная, она прошла нищету и позор – не время, совсем не время начинать мечтать о мужчине, который прилюдно от нее отказался. Не время ненавидеть ту единственную, что не считает ее падшей и проходимицей. Только отчего-то комок был в горле. Отчего-то она хотела, чтобы Кая вновь была в сером невзрачном платье.
– Вы не видели господина Ниле? – хриплым голосом спросила она какого-то полного мужчину. Тот обернулся, смерил ее взглядом.
– Какое бесстыдство, – тихо прогнусавил он. – Какой позор! – и отвернулся. – Не смотри на нее, Юфимь, дорогая. Не разговаривай.
«Ниле, – настойчиво перекатывалось в ее мозгу. – Мне нужен Микаэль.» Он знает, что делать, он дурак и беспутный гуляка, но только рядом с ним она успокоится. Не нужны ей чувства, ей нужно дело, их опасное дело, дурная затея, что связала их до возможной смерти. Есть план и есть заботы, а влюбленность в несбыточное она оставляет таким, как аптекарь.
– Вы не видели Микаэля Ниле? – спросила она кого-то в углу. В отличии от остальных, маска у него была на все лицо с тонкими прорезями для глаз в черном бархате. Глаза блеснули и уставились на нее в полнейшем молчании.
– Ниле, вы его видели?
В следующее мгновение из-под плаща вырвалась рука и дернула ее на себя в сумрак под лестницей. Она не успела даже вскрикнуть, потому что рука зажала ей рот. Не грубо, но она все же попыталась тщетно укусить ладонь в черной перчатке.
– Ну тихо, тихо, так-то ты встречаешь старых друзей.
– Пропади ты пропадом, – прошипела она, тут же узнав его голос. – Ты преследуешь меня? Я закричу и тебя отдадут городской страже. Это уже не смешно.
Ей правда было не смешно. Ей было страшно.
Магнус убрал руку от ее лица, но продолжал зажимать в углу.
– Остынь, я здесь вовсе не для того, чтобы вновь подкидывать свои чувства под твои прелестные ножки, чтобы ты их топтала. Конечно, не стоит оно того. Но ты сказала, что будешь мне другом. А мне, признаться, не все равно, будешь ли ты жить или останешься лежать в канаве без сердца в груди, так что слушай меня и не будь большей дурой, чем ты есть, Сольвег, – он оглянулся и продолжил. – Тебе надо опасаться сирина. Я знаю, кто он – встретился со старым другом в таверне, потолковали, много интересного может налепетать человек с пьяных глаз. Я хочу предупредить тебя, Сольвег. Я убью ее, но до тех пор прошу, сиди дома, я…
