Мария-Альберта машинально отодвинула стул, чтобы не запачкать туфли. Ее слуга вытирал саблю грязным платком.
– Спасибо, – прерывисто проговорила она. – Ты меня спас. Да, да, запри все двери, вот так, – добавила она, глядя, как он запирает дверь на засов. – Чтобы никто больше не пробрался ко мне.
Сердце ее бешено колотилось.
– Я повышу тебя, – добавила она, обращаясь к нему. – Ты будешь моим личным шпионом, личным осведомителем, все, что захочешь.
Морелла скривился.
– Оставьте, госпожа… И потом. Мы до сих пор не договорили с вами о моей юности.
В комнате стало тихо. Тикали только ее карманные часики и кроме этого не было ни звука. Даже шум с улицы прекратился.
– Может быть, мы сначала уберем тело? – робко возразила она. – Хотя бы, я не знаю… В окно?
Мужчина пожал плечами.
– К чему же? Он не долго будет мозолить вам глаза, а мы успеем поговорить… Я же сказал вам, что от руки народа вы не погибнете. Видите, мое слово твердо. На чем же я остановился?
Мария-Альберта молчала. Ей хотелось уйти, запереться в своей спальне, но у ее ног лежал истекающий кровью труп и отчего-то она боялась встать с этого кресла.
– Так вот, отца убили, мать бросилась со скалы. Не самое необычное начало истории, скажете вы. Такими драмами и слезами пестрят все страницы книг в ваших библиотеках. Ну что ж, послушайте, как бывает на деле. Я скитался из города в город, иногда побирался на свалках, но все чаще находил дичь в лесу. Знаете, как вкусен бывает свежий олень по утру? Знаете, госпожа, это чувство, когда первые капли крови текут в твое голодное горло?
«Он сошел с ума, – поняла Мария-Альберта. – Окончательно рехнулся. Создатель, помоги, я одна в доме с безумцем.» Она попыталась длинным рукавом припрятать на столе нож, но Морелла заметил это и усмехнулся. Госпожа Сэрра побледнела и отложила его.
– Я потом многих встречал. Таких же изгнанников. С кем-то делил добычу. Кого-то такие, как вы, милые люди закалывали в живот вилами или жгли у столбов.
– Я никого не жгла, – прошептала Мария-Альберта, вжимаясь в спинку кресла.
– Вы может и нет, – покорно согласился Морелла. – А вот муж ваш. Не мало отрядов отправил он в горы. Многие вернулись с победой, с заслугами. Многих наградили орденом королевы.
– Солдаты моего мужа никогда не нападали на мирных жителей, – гордо перебила Мария-Альберта. – Гвардия королевы не мародерствует. Солдаты были посланы убивать только чудовищ. Тех, что прячутся в темных ущельях.
– Не от того ли, – Морелла наклонился к ней так близко, – не от того ли, что в эти самые ущелья вы их загнали?
– Я не понимаю, – проговорила она; сухие губы плохо слушались. – О чем вы говорите. Они воруют скот, убивают коней, не хотят жить в мире, нападают порой на людей… Вы что же, на стороне чудовищ?
Добродушная улыбка тронула его губы. Лицо просветлело. На какое-то мгновение страх оставил ее. Он почтительно поднес ее руку к губам, коснулся ее кожи.
– Дорогая госпожа, я и есть чудовище, – и голос его был сладким, как мед. – Вы и представить себе не можете, как я вас ненавижу.
Он заглянул ей прямо в глаза, и она увидела, как радужки его становятся золотыми, точно у волка в ночи. Скулы заострились, лицо стало звериным и хищным. Она отпрянула, вжалась в кресло. Нет, этого быть не может! Ее же слуга, у нее под носом.
– Я буду кричать, – прошептала она. – Не надейся, что не буду сопротивляться.
Морелла или тот, кем он был, безразлично пожал плечами.
– Кричите, сколько хотите, ваши слуги давно разбежались. Мы с вами одни. Знаете, так забавно, когда больше ничего не стоит между мною и моей местью. Помолитесь, если хотите, – хмыкнул он. – Вряд ли вас кто-то услышит, но…
«Создатель, что же происходит? – лихорадочно шептали ее сухие губы, но с них не срывалось ни звука. – Создатель…»
Он зашел за спинку ее кресла. Она слышала и его дыхание, и, казалось, даже стук его сердца. Кровь того проходимца дотекла до нее и запачкала кончики туфель. Ее любимые туфли, брат подарил их ей еще прошлой весной. Тогда так чудно цвели гиацинты, которые она посадила… Крошечное перышко, точно черная пушинка, упало на ее холодную руку. Она взяла его дрожащими пальцами, но головы не подняла и зажмурилась. Что-то острое, точно сталь, полоснуло ее по горлу. Белая вспышка в глазах, белая вспышка в мозгу. Вокруг что-то странно захлюпало, она не открыла глаз, задохнулась от глотка горького воздуха. Затем все вокруг стало красным. Ниточка мысли начала истончаться, она хотела что-то сказать самой себе, но нить порвалась и больше не было ни слов, ни образов, ни даже красного цвета.
Морелла вытер капельки крови с запястья и перешагнул через тело, вывалившееся из кресла. Он бы поиграл со своей жертвой подольше, может быть понаслаждался погоней по этим темным узким лестницам, на которых она бы могла свернуть себе шею. Но у него были еще дела, да и плечо еще болело с того момента, как какое-то ничтожество вогнало туда стрелу. Он очень надеялся, что вторая мерзавка тоже померла. Он вроде не слабо ее отделал, жаль не дали закончить начатое. Ну ничего. Это будет отличный урок и здешним людям, и Кае. Глупая девчонка. Водила дружбу с человеком и врагом. Ну ничего, ей он мозги еще вправить успеет, а пока… Он глянул в зеркало. На лице уже не было ни малейших признаков превращения. Он улыбнулся и поспешил по лестнице. Он отворил ворота и на него дыхнуло ночью и запахом гари от фонарей и факелов. Сегодня ночью будет много огня.
Повсюду в городе раздавались крики и призывы идти толпой на Совет. Морелла подошел к воротам казармы и три раза стукнул. Из окошка на него уставилось растерянное лицо какого-то юнца.
– Передай своему начальству, – начал Морелла, убедившись в том, что юнец узнал первого помощника главы Совета. – Мария-Альберта Сэрра мертва. Ее убил один из бунтовщиков. Или, быть может, один из горцев. Его труп до сих пор лежит в ее спальне, но защитить я ее не успел. Последним ее приказом было вывести армию в город. Сперва на тех, кто бунтует. Затем на Горные дома. Выполняйте.
Лицо мальчишки пропало из окошечка, а Морелла почувствовал, как широкая улыбка расплывается по его губам.
Глава XXXII
В лагере было неспокойно. То тут, то там мелькали отряды человек по пятнадцать с топорами и короткими саблями. Очень многие ютились у подножия холма, на котором стояли те две палатки. Магнус знал, что одна из них принадлежит главарю, вторая – Кае-Марте. Близко он не подходил, вряд ли местные будут рады чужаку на границе, когда армия Совета грозится спустить на них всех собак.
Магнус сел на кочку и от скуки стал подсчитывать воинов. За последнюю пару месяцев лагерь разросся и, как говорил Сигур, с гор спустилось еще немало семей и отрядов. Гвардия Совета не воевала давно, все сплошь юнцы с начищенными до блеска мечами и саблями. Их больше, это верно, но им придется жарко. Хотя всем придется жарко, в этом аптекарь не сомневался. Он внесет свою пару грошей в общий вклад, скажем так, его помощь Совету будет не оценима. Когда голова Каи-Марты окажется в его руках, вот тогда главарь Домов запоет по-другому.
