Таинство венчания подошло к концу.
Я поцеловал свою жену в холодные и бледные губы. Она поглядела на меня доверчивым взором, полным любви и надежды.
Мы вышли на паперть Благовещенского собора. Солнце появилось из-за туч и залило светом всю округу. Посыпались поздравления.
Внезапно всё изменилось, время замедлилось, пространство искривилось, воздух стал подобным воде, и пуля летела, рассекая волны…
Я был очарован необычным зрелищем; осознание происходящего пришло с запозданием. Я успел поднять голову вверх, и пуля вонзилась в шею мою. Кровь фонтаном хлынула из порванной артерии и залила белоснежное платье моей жены. Она вскрикнула, а я рухнул на брусчатку…
Поднялся переполох. Люди метались по площади во все стороны; троих в давке затоптали насмерть…
Я лежал у подножия храма, истекая кровью, слышал крики бегущего народа, а пред глазами тёмные тучи наползали на голубое лучезарное небо. Мне показалось, что я взлетел и поднимаюсь ввысь. Я улыбнулся приятной мысли, что всё кончено… От боли померк свет в глазах.
В первый раз я очнулся в автомобиле. Кровь хлестала из раны на шее и залила всё заднее сиденье…
Мои глаза устало сомкнулись. Во второй раз я пришёл в себя в больнице и увидел белые халаты врачей, стоявших вокруг меня…
***
Я не чувствовал своего тела.
Операция была в самом разгаре. Суета врачей мне показалась неестественной; я пытался им объяснить, что со мной всё в порядке. Но они меня не слушали…
Я равнодушно глядел со стороны на своё тело, лежащее на операционном столе, и двинулся к наглухо закрытой двери. По привычке потянулся к дверной ручке; без всякого страха прошёл сквозь препятствие и очутился в коридоре…
Маша в залитом кровью платье рыдала, закрыв лицо руками. Я увидел сестру Алёну с Мишей, Алексеева, Володю Семенова, Диму Громова, Ваню Ковалёва. Казалось, они убиты горем, а Володя от жалости к Маше и сам прослезился. Я не смог утешить свою жену, мои слова остались без ответа – она их не услышала.
«Я – привидение», – где-то словно бы вдали от меня пронеслась эта мысль.
В дверях появился главврач. Все разом поднялись ему навстречу.
– Кровотечение остановлено. Но… – он вздохнул. – Требуется переливание крови четвёртой группы, резус-фактор отрицательный. В наших запасах такой нет… Если мы не найдём её, он умрёт!
Маша снова заревела.
– Может, у кого-нибудь из нас такая группа крови? – осведомился Миша Князев, оглядев присутствующих. – Что, ни у кого?
Оставался один выход.
– Группа крови редкая, – заметил Володя Семёнов, – но страна наша велика и обширна, как он говорит. И в народе его любят…
Маша вытерла слёзы и крикнула сотрудникам службы охраны, стоявшим в сторонке:
– Телефон!
– Кому ты звонить собралась? – спросил Миша.
– Подруге – с телевидения, – объяснила она, набрала номер и заговорила в телефон. – Ольга, это Маша Коновалова… То есть Романова… Мне… нам нужна твоя помощь!
– Они с телеоператором будут тут минут через двадцать, – сообщила она и уставилась в стену ничего не видящим взглядом.
– Тебе бы переодеться и умыться не мешало, – заметил Миша. – Ребята, отвезите её…
– Неужели ты думаешь, для меня важно то, как я выгляжу, теперь, когда мой муж на грани жизни и смерти?! – вспылила она. Он смутился:
– Прости, я не хотел тебя обидеть.
Спустя полчаса Маша, глядя в телекамеру, обратилась к людям:
– Мой муж всегда любил… любит свой народ! Он работает ради страны не жалея себя. При покушении его тяжело ранили, он потерял много крови и нуждается в вашей помощи. Я прошу вас. Ему нужна кровь четвёртой группы, резус – отрицательный… – она не смогла скрыть своих слёз. – Помогите ему! Кровь нужна… прямо сейчас.
Телеоператор выключил камеру, а она разрыдалась, опустившись на стул. Вскоре к президентской больнице пришли первые люди для сдачи крови. А спустя час народ выстроился в длинную очередь…
Толпа собралась у стен больницы. Алексеев взглянул в окно и мрачно усмехнулся:
– Кажется, мы перегнули палку…
– Вовсе нет, – отозвался Миша, – они волнуются за него и ждут известий!
Мне сделали переливание крови…
Маша сидела подле меня и не отпускала мою руку, глядя мутным взором на моё бледное лицо.
Я видел людей, что собрались у стен больницы. Внезапно на окне появилась решётка, и косой мелкий дождь застучал по стеклу.
– Убийца! Смерть тирану! – доносились голоса на английском языке. Я ощутил прежнюю тяжесть в теле, и видение исчезло.
***
Я открыл глаза. Тёплый женский голос приветствовал меня.
– Милый, ты очнулся! – воскликнула Маша, но спохватилась и испуганно проговорила. – Рана ещё не зажила. Тебе нельзя двигаться.
– Маша, сколько времени я пробыл без сознания? – спросил я, глядя в потолок.
Она вздохнула:
– Три дня. Не волнуйся за дела. Алексеев и Князев справляются без тебя…
– Без меня! – отозвался я. – Стало быть, мечтали, что я не приду в себя…
– Ты не прав. Они постоянно спрашивают о твоём состоянии, – возразила она. – Все за тебя переживают!
– Я никому не нужен… кроме тебя. Они были бы рады избавиться от меня…
– Ты не справедлив. А Миша Князев? И он тоже?
– Не знаю. Они таят от меня свои мысли! Я знаю, ты выступала по телевидению с призывом о помощи, даже о внешнем виде своём не позаботилась… На тебе было свадебное платье, залитое кровью… моей кровью. Спасибо тебе, Маша, милая моя.
– Откуда ты знаешь? – удивилась она, и слёзы беззвучно покатились по лицу её.
– Я всё знаю… Скажи людям, которые приходят к стенам больницы, что со мной всё в порядке. Когда встану на ноги, выступлю по телевидению со словами благодарности и построю церковь в честь святого, память которого отмечалась в тот злополучный день. Вот, милая моя, так прошли и наша первая брачная ночь, и медовый месяц! Прости меня…
Две недели спустя я приступил к исполнению президентских обязанностей. Своё слово я сдержал – выступил с телеобращением и поблагодарил всех, кто откликнулся на призыв о помощи, а в Самаре заложил первый камень в основание храма в честь святых мучеников Адриана и Натальи
4, день памяти которых празднуется 8-го сентября.
***
В кругу «избранной рады» были подведены итоги уходящего десятилетия.
