– А тебе и не надо ни о чем думать. Теперь думать буду я. Спи. Во сне все становится проще. Хочешь, я подарю тебе маленького волчонка?
– Лучше скорпиона. Я засуну его тебе в штаны.
Скорпион мне не приснился. Приснился Игорь. Который весело шастал по кладбищу с мусорным пакетом. Из которого выглядывал тощий ушастый волк.
Утром до меня дошло, что как прежде уже никогда не будет. Дорожила ли я той, предыдущей, жизнью? Размеренной. Распланированной до старости? В которой если и ожидались перемены, то только к лучшему. Маленькие радости, типа поездки на пляж с почти родным любимым человеком. Ожидание его возвращения с работы. Выслушивание новостей. Все радости были так или иначе связаны с Игорем. Словно до него я не жила.
Появилась возможность по-настоящему испугаться. Я боялась перемен с детства. До сих пор с содроганием вспоминаю, как меня пытались пересадить с родного горшка на унитаз. Я орала благим матом и отказывалась какать. Если бы не смена стульчака, не знаю, чем бы все закончилось. Вполне возможно – меня бы попросту разорвало.
Еще хуже дело обстоит с расставанием с людьми. Я привязываюсь к человеку долго, но прочно. В школьном возрасте такая прилипчивость вполне объяснима. Все мечтают дружить до гроба. Все постоянно ссорятся, мирятся, дуются и снова мирятся с заверениями в бесконечной любви. Насчет мальчишек – не уверена, а девчонки – точно. Я даже привязывалась к некоторым учителям, а потом получала плохие отметки, когда они от нас уходили. Хотя чаще получалось наоборот – была постоянна в своей нелюбви. Учителей трудно понять и принять такими, какие они есть.
Интересно, а смогла бы я дружить с таким мальчишкой, как Коловорот? У нас в классе был один похожий на Колю Воротова, его Вовкой звали. Дерзкий, необщительный, готовый дать сдачи раньше нападения. И вот что удивительно: наши строгие учителя при случайных встречах спрашивают именно про него, про завзятого двоечника. Отличников не запомнили, а его помнят. Хотя крови он у них попил – будьте-нате.
В памяти всплыла общая школьная фотография. На которой мы все выглядели словно собаки на выставке. Нарочито бодрые лица, смешные прически из категории «такие теперь не носят», и только Вовка умудрился среди стада оставаться отстраненным. Словно он случайно здесь затесался. Впрочем, что сейчас вспоминать, как он выглядел. Дело-то не в этом. Просто по повадкам он здорово схож с Коловоротом. Особенно постоянными недомолвками и излишней уверенностью в своих силах. И, что еще более странно, именно в этого мальчишку я была тайно влюблена аж четыре года.
Вовка тогда стал первой ласточкой в череде опрометчивых влюбленностей. Когда настала пора нравиться противоположному полу, я с каким-то маниакальным упорством выбирала «не тех» мальчиков. Тут же находила в них миллионы несуществующих достоинств. Привязывалась, а потом, когда появлялся следующий кандидат, не понимала, как отделаться от предыдущего.
Вот дура. У меня жизнь рушится, а я про мальчишек думаю.
Глава 42
На улице моросил нудный дождик, из породы долгоиграющих. Волки схоронились в свое благоустроенное логово. На дворе не показывался даже сторож. Предпочитая наслаждаться предвестником грибного урожая из уютной кухни. Наверняка попивает свои ненаглядные отвары из особых трав. Прибавляющих ему несметные силы для окучивания обширного приусадебного хозяйства.
Как я успела заметить, волки сторожем пренебрегали. Считая его чем-то вроде хозяйской собственности. Они радовались не ему, а предстоящему питанию. О чем сторож догадывался и бранился на неблагодарных тварей почем зря.
В хорошую погоду мне нравилось наблюдать за волками. Белый Карлос постоянно тиранил черного сородича. Подзуживая на такое же невинное развлечение остальных двоих зверей. Черный при первом признаке атаки сначала пытался удрать, а потом хлопался на спину. Кому охота нюхать его со стороны пуза? Коловорот, смешливо поглядывая на меня, объяснил – так положено выказывать свою покорность вожаку стаи.
По причине сырости наблюдать сегодня было не за кем. Оставалась перспектива поесть и завалиться на кровать смотреть телевизор. Ни то ни другое я сделать не успела.
Рявкнул Карлос. Его поддержали остальные волки. Я метнулась к окну, посмотреть, что их так растревожило. По мокрой траве впереди Карлоса несся сторож, напяливая на полированный череп неизменную панамку. Ворота отворились, и я затаила дыхание. Из машины вышла моя мама. Я ей обрадовалась.
– Привет, – незнакомым голосом поздоровалась мама, проходя в мою темницу. – Как ты тут?
– Спасибо – хреново.
Мамин нос сморщился от моего «грязного» лексикона. По случаю непогоды она сегодня в плаще. Накинутом на вполне молодежный прикид. Полное преображение в сторону омоложения. Вся в обтяжечку. Фигура позволяет, а вот мое мнение – не по возрасту. Понимаю, ей идет, но не могу ничего с собой поделать – кривлю лицо.
– Я приехала попрощаться. Думаю, мы долго с тобой не увидимся. Быть может, не увидимся вовсе… Ты должна понять меня и простить.
– А за что прощать-то? – сквозь зубы процедила я, ненавидя себя за недавнюю радость.
Она машинально провела рукой по подоконнику, словно хотела обнаружить на нем признаки пыли.
– Как Карабас поживает? – не удержалась я.
– Нормально. И Барабас тоже. Твой отец собрался жениться, так что я теперь окончательно свободна.
Излишне говорить, что «окончательно» мама произнесла подчеркнуто громче, чем следовало.
– Мама, а ведь мы с тобой разговариваем. – Мое изумление немного смягчило общий тон беседы.
– Разговариваем? Наверно, я что-то упустила в твоем воспитании. Мне всегда казалось, что тебе не интересен никто, кроме тебя самой. Даже не припомню, спрашивала ли ты когда-нибудь, как у меня дела, здоровье, интересовалась ли моим настроением.
Меня пытались пристыдить. Тупо. Зачем спрашивать про очевидные вещи? Если человек живой и выглядит неплохо, то какого лешего лезть в душу с глупыми расспросами? Если надо – сам скажет. Я всегда говорю. Не жду, пока поинтересуются.
– Люди разные, мама. Ты приехала портить мне настроение? Или выяснить, насколько мне тут плохо? Или тебя волнует, как я переживу разлуку с любимым человеком?
– Попрощаться, – повторила она.
– А где папа будет жить? – спохватилась я.
– В нашей квартире. Я ее ему оставила. Сказала, что ухожу к новому мужу.
– А морда у него не треснет?
– Нет. Только растянется.
Маме грубость не идет. И потом – к какому мужу она намылилась?
– К Карабасу, что ли? – спросила я, а потом опомнилась: – А как же я? Как же мои права? Квартира была и моя!
За неимением пыли мамина рука принялась за поиски шероховатостей на стене.
– Я сказала отцу, что ты тоже выходишь замуж и уезжаешь в другой город.
