– Точно, – обрадовалась я, поскольку рядить дочку в платьица для малышек мне как-то не улыбалось. – Тогда по пути заедем в торговый центр, купим пальто и обувь.
На этом наш завтрак закончился, и начались энергичные сборы. Мы вызвали такси, Параклея в сопровождении Сашки отправилась в гараж, чтобы дать подробные инструкции сукру. Напоследок составили слегка закодированное послание Вилли или Орлику на случай их появления в доме.
Наконец подъехало такси. Кимка назвала молодому и очень курносому водителю адрес какого-то детского бутика в центре города. Пробыли мы там недолго – я слишком волновалась за бабулю, – но этого хватило, чтобы купить Параклее чудесную приталенную дубленку мятного цвета, с глубоким капюшоном, и замшевые сапожки с серебряным узором по голенищу. От идеи подобрать шапку я отказалась, припомнив, как сама когда-то доводила маму жалобами, что шапка «натирает – колет – жмет». Теперь я догадывалась, почему так было: я просто не привыкла к ним с детства, ведь в Навии шапки ни к чему. Что уж говорить о Клее… Уходя, я бросила пару хищных взглядов на магазинные полки: хотелось бы мне вернуться сюда с моей девочкой, потратить полдня, примеряя на нее весь ассортимент. Смешная и несбыточная мечта.
В следующий раз такси остановилось у калитки перед нашим двором. Я, поразмыслив в пути, попросила Кимку и Клею посидеть в ближайшем кафе, чтобы не замерзнуть. Клея ведь никогда даже не видела снега… Подойдя к кусту сирени, растущему у калитки по обе стороны забора, моя девочка задумчиво сгребла с ветвей снежную шапку, грустно улыбнулась. Но мы с Дятловым уже шагали к дому.
Бабушка распахнула дверь почти сразу, слегка споткнулась взглядом о Сашку, занявшего переднюю позицию, замешкалась, но тут же сказала:
– Привет, весельчак. Ладно, ты вроде парень свой, так что проходи.
– Бабушка, что случилось, говори прямо сейчас! – взмолилась я из-за Саниной спины.
Но бабушка не раскололась, конечно, а с загадочным видом поднесла палец ко рту и скосила глаза в ту сторону, где находилась бывшая мамина комната. Я, понятно, помалкивать не стала:
– Бабуль, там Ор… Артур?
– Не угадала. На кухню проходите, там и поговорим, – сурово отрезала бабушка и первая засеменила в указанном направлении.
Пришлось скидывать обувь и спешить за ней. Но пытка неизвестностью не закончилась, потому что бабушка заставила вымыть руки, самолично вытерла их кухонным полотенцем и подтолкнула нас к столу, где моментально возникли исходящие паром чайные чашки.
– В общем, там тот бедный парнишка, который тебя разыскивал, Дана, – наконец соизволила объясниться бабушка. – Вчера заявился прямо с утра, как будто не в курсе про учебное время. Вынь ему тебя и положь!
– И ты за такую наглость взяла его в плен? – спросила я.
– Накормили так, что он до сих пор не стоит на ногах? – выдвинул свою версию Дятлов.
Даже удивительно, что у нас еще находились силы шутить.
– Будете перебивать – ничего вообще не узнаете, – важно парировала бабуля. – В общем, я ему сказала, что ты в школе на ответственной контрольной и звонить тебе нельзя. Но если эта встреча так важна, то могу позднее как-то вас состыковать. Говорю это, а сама вижу: батюшки мои, да он еле на ногах стоит, по скулы шарфом обвязан, а глаза-то мутные, и дрожит весь. А запах от него идет страшный, мерзкий. Я, правду сказать, дурное подумала, а поскольку он к тебе, моей внучке, какие-то дела имеет, то уж церемониться не стала: дернула его за этот самый шарф. Гляжу, а он-то под шарфом весь в крови тонет. Я, понятное дело, задергиваю его обратно в коридор, хватаюсь за телефон – скорую вызывать. Тут мальчонка начинает меня умолять, чтобы никуда не звонила, потому что все равно убежит после звонка, сил еще хватит. Ну, завела я его в Надину комнату, он так и рухнул на кровать плашмя, сердечный. Но сперва попросил, чтобы я поклялась, мол, не стану никуда о нем сообщать. Не люблю я такие дела, но пришлось дать клятву. Сперва одну вашу простыню, Даночка, на бинты пустила, потом уж за настоящими в аптеку сбегала…
– Но почему на улице… – вступили мы хором с Сашкой, переглянулись, и Дятлов прикрыл рот рукой, давая мне высказать общую мысль.
– Бабуль, почему ты на улице не позвонила в скорую, в полицию?
– Внучка, или ты не услышала, что я слово дала? – удивилась бабушка.
– Так это чтобы усыпить его бдительность, это не считается.
– На что тогда клятвы давать, если они ничего не значат? – пожала плечами бабуля. – Я своим здоровьем поклялась и шутить такими вещами не собиралась.
– А вы бы скрещенные пальцы за спиной держали, – влез с советом Дятлов.
В ответ он получил взгляд, полный горького разочарования, смешался и покраснел.
– К тому же мальчонка еще прежде мне сказал, что это болезнь у него такая сверхредкая, генетическая, и врачи ему ничем помочь не могут, только замучают. А если дать время, все само пройдет. Я, когда перевязку делала, на раны-то получше глянула: не порезы это, как я сперва думала, а вроде сама кожа на каждом сгибе полопалась и кровоточит. Но потом на улучшение дело пошло, кровить перестало. И кормила я его при каждой возможности, чтобы силы восстановить.
– А мне почему не позвонила, не вызвала? – спохватилась я.
– Так нужды не было. Егорушка совсем ослаб, о тебе больше не спрашивал. Он, может, потому и пришел, что помощи искал. Уж с этим я и сама могла управиться.
– А сегодня? Ой, только не говори, что он умер и ты не знаешь, как избавиться от тела!
Бабушка замахала на меня руками:
– Да ну, внучка, шуточки у тебя! Просто полегчало ему, и он свое дело припомнил: стал спрашивать, где ты да когда придешь. Вот и пришлось все же ставить тебя в известность.
– Все ясно, – вздохнула я. – Так я пойду поговорю с ним?
– Вместе пойдем, – тут же уточнил Сашка.
Бабуля снова на него покосилась, потом сказала:
– Ладно, тогда я сейчас гляну, как он там, потом вас кликну.
Она заспешила по коридору, а Дятлов вопросительно уставился на меня:
– И что все это может значить?
Я руками развела, едва не свернув со стола заварочный чайник:
– Что угодно, кроме какой-то там генетической болезни. Этот мальчишка рос у меня на глазах в Кречете, а в следующих жизнях он уже ничего такого подхватить не мог.
– Значит, работа другого всадника?
– Не знаю, возможно. Кстати, непонятно, почему он не позвонил, телефонами мы обменялись. Да и всадников сейчас нет в нашем городе. Или есть…
– А если Орлик подстраховался?
– Не вижу в этом смысла, мальчишка до даров всадников не дорос, никакой опасности не представляет…
Тут нас из прихожей окликнула бабушка. Церемонно сообщила, что пациент готов общаться.
Мы зашли в мамину комнату, погруженную в полумрак, с задернутыми занавесками. Горела лишь настольная лампа на этажерке в дальнем углу, но все равно я ахнула: Егор больше походил на мертвого, чем на живого. Казалось, на его лицо высыпали пакет муки, таким оно было белым, оплывшим. Лишь глаза оставались живыми, они зорко следили за нами.
