Орлик резко замолчал и будто бы погрузился в свои мысли.
– У кого больше шансов победить? – выждав некоторое время, спросил Сашка.
Орлик метнул в его сторону тусклый взгляд:
– Без понятия. Думаю, это конец нашей Навии.
Я похолодела от ужаса. Задыхаясь, проговорила:
– Ты считаешь, я должна отдать мою Клею королю Баалу, чтобы спасти тот мир?
– Даже в голове такого не держал, – моментально отреагировал Орлик, за что я была ему бесконечно благодарна. – У Баала всегда была заветная мечта: завладеть Блишемом. Он хотел этого добиться с помощью варгуса, но теперь, похоже, вполне в состоянии завоевать Вечный город своими силами, если взаправду владеет кентроном. Однако желание заполучить твою дочь у него все равно на первом месте. Значит, уже придумал, на что пустить скрытую в ней силу…
Снова молчание.
– На что? – спросила я, стараясь не клацать зубами.
– Ну, возможно, чтобы разом решить проблему с всадниками, когда Блишем будет захвачен. Слишком опасно иметь нас даже в союзниках. Или же бросит варгус на подчинение этого мира, не знаю.
– Но спасти мою дочь шансов нет?
– Есть. Я думал об этом почти все время, пока был там: если Баал подчинит Блишем с помощью кентрона, хотя бы даже уберет черту, волшебный посох точно исчерпает последние силы. Если кентрон умрет, все, что было создано его силой, тоже перестанет существовать. Тому миру настанет конец, но Клея проснется.
Он замолк. Я обвела блуждающим взглядом примолкших друзей, заметила, что лица Дятлова и Кимки уже приобрели салатовый оттенок, – Орлик говорил тихо, но, возможно, горечь и боль в его голосе усиливали воздействие. Егор держался, но тоже сидел белый и с испариной на лбу.
– Что еще добавить? Варгану госпожу Нефеш я не нашел, хоть и пытался. Да и спросить о ней было некого: почти все варганы в войске Ашера, у них-то точно выбора нет…
Кимка, подскочив на ноги и зажимая рукой рот, метнулась прочь из комнаты. Сашка отправился за ней и в дверях пробормотал не очень разборчиво:
– Требуется перерывчик. А потом с новыми силами обсудим, как можно спасти ваш мир.
Орлик впервые издал нечто похожее на смешок:
– Ты никогда не сдаешься, друг?
Егор вдруг привстал с места и приоткрыл рот, словно собирался предложить свой вариант спасения Навии, но почти моментально увял и опустился обратно. Не знаю, заметил этот порыв Орлик или нет, но сказал ему в приказной форме:
– Ты тоже прогуляйся.
Мальчик, недовольный, как все подростки, когда им приказывают, демонстративно не спеша проследовал к двери. Там остановился и посмотрел на Орлика, словно выжидая чего-то. Но Дятлов распахнул перед ним дверь гостиной, пропустил вперед, потом бросил на меня поддерживающий взгляд, поднял на уровень груди сжатый кулак и исчез за дверью. У меня гулко застучало сердце – я поняла, что Орлик что-то узнал обо мне, но не захотел говорить при всех. И теперь молчал, явно не зная, с чего начать. Я пришла на помощь:
– Ты что-то выяснил насчет меня, верно?
Орлик крайне неопределенно не то кивнул, не то помотал головой:
– Ну, я переговорил с несколькими варганами, чьи тела, на их счастье, погибли при захвате Хаваима. Но я не уверен…
– Однако Деей ты меня больше не называешь. Ладно, рассказывай.
– Хорошо, – собрался и кивнул Орлик. – В общем, я сам впервые услышал о переметках.
– Кто такие?
– Пока до конца не разобрался. Но о них знают варганы и знают всадники, хотя предпочитают даже слово это никогда не произносить. Варганы же считают переметков страшной угрозой. Вроде как было одно пророчество – ну, ты в курсе, что это главное средство коммуникации того мира. В пророчестве говорилось об этих самых переметках, которыми подменяют настоящих всадников. Якобы однажды переметки послужат тому, кто объявит себя единовластным правителем того мира. Узнать же их можно по некой примете – родимое пятно, необычный цвет глаз, еще что-то в этом роде, – которой не было у всадника в его предыдущих жизнях.
Я невольно схватилась за голову с той стороны, где была белая прядка в волосах.
– Но кто подменяет? И как?
Орлик пожал плечами:
– Этого не знаю. Возможно, речь идет о подмене тех из нашего народа, кто после смерти покидает мир Навии навсегда.
– Но я думала, что никто его не покидает! Как такое возможно? Ведь у нас нет душ, которые могут проследовать дальше, за пределы того мира!
– Мы не так уж много знаем сами о себе, – поморщился Орлик. – С первых веков нашей жизни в Навии возникла легенда, что лучшие из нас, те, кто не держался за жизнь, не играл по общим правилам, не пользовался дарами, – в общем, такие, как Теом, – все же имели шанс после смерти тела пройти по Великому пути. Вот мой отец, например, – я спрашивал о нем у кого только мог, но, похоже, он не рождался повторно. Были и другие. Но сейчас речь не об этом, – словно бы спохватился он. – Варганы, проникнувшись пророчеством, посвятили в него всадников, предложив зорко выслеживать переметков и избавляться от них. Те только посмеялись: разве упомнишь досконально, как выглядел живущий, может, сто лет назад. Тогда варганы предложили осматривать новорожденных на предмет того, с какой душой они рождены: просто старой или особой, перемеченной. Но всадники сочли, что природные духи хотят контролировать их, и дали им от ворот поворот. А потом, похоже, благополучно забыли об этом: наш народ не любит помнить плохое.
– Хорошо, а что насчет меня? – Я больше не могла дожидаться определения собственной участи. – Я, то есть Дея, была привязана к жизни, к дочери, наверняка захотела бы вернуться. Почему ты думаешь, что я тоже отношусь к этим мутным переметкам? А моя седая прядь – не следствие совсем других вещей, съеденного яблока или похорон при жизни?
Орлик исподлобья метнул на меня тоскливый взгляд:
– Я просто рассказал тебе, что сам узнал, но оговорился, что ни в чем не уверен. Я и про яблоки спрашивал.
– И?
Мучительная пауза, потом слова, павшие на мою бедную голову, как смертный приговор:
– Обе варганы в один голос утверждали, что тот, кто съест плод Прадерева, вернет свою бессмертную душу и после смерти навсегда покинет мир. А это означает, что еще тогда, тысячу лет назад, Дея ушла навсегда.
Во мне в тот миг словно дыра образовалась, и в нее вошла космическая пустота. Все было кончено. Я больше не была Деей. Все мои воспоминания, боль, терзания и преодоления не стоили ровным счетом ничего.
Вязкое молчание почти на минуту повисло в комнате. Я слышала краем уха, как на кухне ребята гремят чем-то, кажется, грохнули чашку, и чувствовала бесконечную отчужденность от них, от всего. Орлик понял, конечно, мое состояние, подошел ближе, погладил по волосам.
