– А что ты ему приказал? И когда?
Параклея и даже Саня к нам уже подтянулись, почуяв что-то интересное. Властитель начал говорить, не отрывая от меня взволнованного взгляда:
– Это произошло в ту самую ночь, тысячу лет назад, когда Орлик был разбужен на Сонной горе и поспешил проникнуть во дворец, чтобы разузнать о тебе, Дея. Меня мучило предчувствие беды, хотя никаких подтверждений или предупреждений я прежде не получал. Но в ту ночь один молодой придворный постучал в мою дверь, чтобы признаться мне, что по твоему следу пущена Смертная Тень. Я немедленно бросился в твою комнату. Не найдя тебя там, поднял всех на ноги и отправил на твои поиски. Но время шло, и отчаяние все больше овладевало мной. Я вспомнил, какой ужас всегда внушали тебе Тени, вообразил, что именно такая участь и настигнет тебя, и от горя едва не лишился разума. Я схватил кентрон, собираясь отдать ему повеление. Остановить с его помощью Тень я не мог – кентрон бесполезно просить о спасении отдельно взятого человека, принцип его действия иной. Тогда я повелел, чтобы отныне любой, кто будет проглочен Тенью, оказывался там, где мечтал бы находиться больше всего на свете. Мир, созданный, как проекция его воспоминаний, с того момента начинал жить, развиваться, существовать совершенно автономно, но лишь пока человек оставался в нем. Так что Кречет Орлика в самом деле существует наравне с тысячью других неведомых нам миров, и он сумеет вернуться в него. Конечно, тем повелением я как никогда приблизил кентрон – и весь Нутряной мир – к его закату. И все же это одно из моих деяний, которого мне нечего стыдиться. Разве что стоило сделать это намного раньше, прежде чем миллионы несчастных ушли в небытие…
– Ты допросил того юношу, который принес тебе известие о маме? – спросила Клея.
Властитель покачал головой:
– Тогда мне было не до него. А когда я вспомнил о нем, выяснилось, что после той ночи его никто не видел. Те, чьи злодеяния он не пожелал покрывать, нашли способ расправиться с ним. Долгое время я пытался вычислить тайного врага, но безуспешно. А потом Орлик вновь вернулся и исполнил то, что не удалось мне: наказал предателей.
Я прикинула, не подходящий ли сейчас момент, чтобы рассказать Гамелеху об еще одном предателе: о химике господине Багае. Но тут же отказалась от этой мысли, припомнив, что он все же родственник Вилли, так что тут на эмоциях действовать не стоит. А еще я подумала о судьбах сотен переметков, заброшенных Багаем и его помощниками в разные селения, ничего не подозревающих о том, кем или, скорее, чем они являлись. Стоило ли привлекать внимание к их судьбам? И я промолчала.
Пока думала, Властитель заговорил с Сашкой, который уже вполне восстановился и мог шевелить лицевыми мышцами, не истекая при этом кровью. Дятлов непривычно тихим голосом рассказывал ему о своем путешествии в Шемеш и не только, о помощи старейшины Владдуха и о более чем странной реакции Баала на вроде как безобидные слова. Я же вдруг поняла, что мне необходимо выйти хоть ненадолго на воздух. И воспользовалась тем, что Клея заговорила с Теомом, – выскользнула за дверь.
Один из ашерцев любезно распахнул передо мной тяжелые двери замка, я вышла наружу, жадно втянула в легкие вечернюю свежесть, огляделась по сторонам. Уже вечерело, всадники и люди из Городов разложили костры прямо на черных камнях, выстилающих двор, и уже получили из огня достаточно всего, чтобы как-то оживить это мрачное место яркими ковриками, скамейками, скатерками, ну и подносами с разнообразной едой конечно же. А потом я услышала песню и замерла на месте, прикрыв глаза и не желая шевелиться.
Пели всадники, рассевшись вокруг костров. Их слушали и жители Городов, и ашерцы, и варганы из тех, которые вынуждены были служить королю Баалу. Некоторые голоса звучали робко, словно только испытывали свои силы и делали первые попытки вплестись в узор песни. Древний утраченный дар возвращался к народу всадников.
Через некоторое время я все же направилась к ближайшему костру, от которого доносилось пение. Надеялась, оставаясь незамеченной, поискать глазами знакомые лица, ведь когда еще представится такой случай. И вдруг споткнулась на ровном месте от радости, увидев того, кого и не надеялась уже встретить живым.
Он сидел немного в сторонке, на брикете дров для растопки костра. Отвернулся от поющих всадников, обхватил себя руками за плечи и как-то болезненно подался вперед. Кажется, это был единственный всадник, не разделявший общего радостного оживления.
– Егорка! – ахнула я, в спешке преодолела расстояние между нами. – Ты живой? Как же я рада!
Он поднял на меня глаза и молча начал разглядывать с головы до пят, словно не до конца припоминал, кто я такая.
– Ты как вообще? – заволновалась я. – Пытал тебя этот гад, да? Нужна помощь?
На этот раз он соизволил отрицательно мотнуть головой. Потом сказал:
– А ты ведь действительно точно такая, какой была она, Дея. Теперь вижу.
– Так и было задумано вообще-то, – хмыкнула я. – Так ты все же знал, что я – не она? И ты все вспомнил, свои прошлые жизни, да?
– Точно.
– Я тоже через это прошла раньше срока и внезапно. Понимаю, каково тебе.
– Едва ли, – почему-то усомнился Егор.
Я не стала спорить.
– Дея была для меня, мальчишки, персональным солнцем и луной. – Он снова занялся созерцанием меня. – Иногда я позволял себе помечтать, а что, если Орлик решит полностью посвятить себе пению, как некоторые из наших. А я как раз подрасту и женюсь на тебе… то есть на ней, на Дее.
– Все будто вчера было, верно? – Я изо всех сил пыталась попасть в нужный тон, чтобы поддержать его. – Но через пару дней это уже перестанет быть таким болезненным. Главное, что ты цел! Орлик очень переживал, считал, что твоя гибель на его совести. Жаль, что теперь он не узнает…
Я сделала паузу, давая Егору возможность спросить про Орлика, но он почему-то не спросил. Наверное, на него и так слишком много всего обрушилось.
– Пойдем. – Я коснулась плеча мальчика и не удержалась, потрепала по золотистым в отблесках огня густым кудрям. – Там Саня, Клея, Теом – все будут очень рады.
Он дернулся, в спешке скидывая мою руку, его странный напряженный взгляд уперся в меня и почему-то заставил вздрогнуть, словно от холода, хоть и было очень тепло. Тихим голосом спросил:
– Неужели ты до сих пор не поняла, кто я такой?
Я отшатнулась, ахнула:
– Баал!
Он мрачно усмехнулся. Некоторые из сидящих вокруг костра слышали мой вскрик и обернулись; кто-то привстал, лица нескольких ашерцев, робко жмущихся к костру, сделались жалкими и испуганными. Я замахала руками, давая понять, что все в порядке. Прикинула, не подвергаю ли себя напрасному риску, но любопытство взяло верх. Я придвинулась ближе, заговорила вполголоса:
– Но как такое возможно?
Еще один откровенно насмешливый взгляд в мою сторону.
– Мне казалось, я рассказал достаточно, чтобы кто-то из вас хотя бы задумался. Нет, я не жаждал разоблачения, просто было забавно наблюдать, как легко вы выбалтываете самые важные тайны заклятому врагу и даже не даете себе труда сложить некоторые факты. Я сказал, что Баал – наполовину всадник, логично ведь предположить, что у всадника должна быть какая-то внешность и он вполне может быть знаком кому-то из вас? До пятнадцати лет я жил с народом моей матери и носил именно эту личину. Что, впрочем, не особо располагало ко мне остальных, – про моего отца-чудовище они не забывали. Но еще тогда я понял, что не хочу, чтобы ко мне возвращалась память о прошлой жизни, потому что неминуемо подпаду под власть воспоминаний. Некоторые и прежде узнавали во мне Видана, я знал, что в первой жизни это был добрый и отзывчивый мальчишка, любопытный, пытливый, но звезд с неба не хватал. Это меня не слишком вдохновляло. Вот если бы во мне проснулись дары всадников – да, этого я страстно желал. Лез в драки, в любые переделки, даже жег себя огнем. – Он рассеянно коснулся застарелых ожогов на скуле. – Но не сработало, похоже, дары всадников в мою комплектацию не вошли. После уже известного тебе инцидента с моим унижением и последующим наказанием зачинщиков я бежал из селения всадников и с тех пор редко принимал человеческое обличие. Не потому, что прятался, просто решил сохранить эту свою личину юной, чтобы память не проснулась и не сбила меня с уже намеченного тогда пути. Иногда я все же принимал человеческий облик, например, чтобы добиться симпатии одной девицы в Брите. Но вышло только хуже, она потребовала, чтобы я был таким всегда, иначе никакой свадьбы.
