«Я считаю, — сказал Элберт Г. Гэри в 1906 году, — и всегда считал, что правильно организованные профсоюзы приносят пользу рабочим. Но…»
И это «но» включало в себя оговорки, напрямую бившие по тред-юнионизму и подразумевавшие отрицание права рабочих на организацию профсоюзов, и одновременно включало право заводчиков на проведение слежки и использование муниципальной полиции для предотвращения организации профсоюзов и забастовок, а также патернализм «благополучия» вместо независимого тред-юнионизма. «Юнайтед стейтс стил» подавала пример другим объединениям. Американская федерация профсоюзов усилила свои атаки на «Стальной трест». Это был стратегический маневр в ее кампании по привлечению в профсоюз рабочих железоплавильной и сталелитейной промышленности. Сопротивление «Юнайтед стейтс стил» роспуску было в равной степени противлением тред-юнионизму в защиту принципа объединения.
Вместе с тем атаки профсоюзов и среднего класса создали серьезную угрозу для «Юнайтед стейтс стил», но корпорация выдержала этот штурм. В 1915 году региональный суд принял решение в пользу корпорации, а Верховный суд в 1920 году утвердил это решение (шестью голосами против трех), постановив, что «Юнайтед стейтс стил» представляла собой «не монополию, а концентрированные усилия, результатом которых стала экономия и выгода». Таким образом, промышленная и финансовая централизация победила, проложив путь для других корпоративных объединений.
Но этой победе предшествовала острая борьба против объединений, начало которой положили расследования правительством дел «Интернэшнл харвестер компани», «Америкен телефон и телеграф компани» (которой пришлось отказаться от контроля над «Вестерн юнион») и других объединений, что вызвало необходимость внесения изменений в их структуру и политику.
Хотя кампания по правительственному регулированию корпоративных объединений затронула подвластные ему предприятия, сначала она не касалась напрямую самого дома Морганов. Но прямая атака на него была неминуема, так как дом Морганов представлял собой систему финансовой централизации и контроля промышленности, и она таки материализовалась в расследовании деятельности «Монетарного треста» в 1912 году.
К тому времени общественное мнение стало гораздо более радикальным, чем в годы, когда Теодор Рузвельт инициировал свою кампанию по регулированию. Несмотря на действия правительства, объединения все еще оставались высокомерными и агрессивными, а депрессия бизнеса обострила недовольство рабочих и аграриев. Наметился определенный уклон к социализму, и возникло ощутимое либеральное движение среднего класса, вдохновляемое главным образом Робертом М. Лаффолеттом. Каждый социальный переходный период обостряет классовые антагонизмы и неудовольствия. Кампания по регулированию деятельности корпоративных объединений, необходимая в период становления превосходства большого бизнеса, соединилась с более радикальными предложениями по демократизации промышленности и правительства. Даже сам Рузвельт, по сути — консерватор, был обескуражен духом радикалистского протеста, радикальных реформ и социального идеализма Прогрессивной партии, программу которой он принял под лозунгом «Мы стоим у Армагеддона и сражаемся за Господа!». Усиление радикализма привело к поражению республиканцев в 1910 году на выборах в конгресс, к бунтарству Прогрессивной партии Рузвельта и выборам Вудро Вильсона на пост президента в 1912 году.
Такой подъем прогрессивизма, отражавшего интересы мелкого бизнеса, фермеров и рабочих, подчеркивал более радикальные аспекты противления централизованной промышленности и финансам, предлагал принять правительственные действия против корпоративных объединений для восстановления, по словам Вильсона, «нашего прежнего разнообразия, свободы и индивидуализированной энергии развития». Вильсон предлагал наказывать сотрудников, а не сами корпорации, за незаконные действия, ратовал за «либерализацию бизнеса» путем восстановления конкуренции и так сказал в 1911 году: «Величайшая монополия этой страны — это монополия денег… Судьба самой могущественной индустриальной нации зависит от ее кредитоспособности. Но наша система кредитов сконцентрирована… в руках нескольких людей… которые замораживают, контролируют и разрушают экономическую свободу».
Теперь возмущение против корпоративных объединений обратилось против «Монетарного треста».
Еще раньше, в 1912 году, палата представителей приняла решение провести расследование деятельности «Монетарного треста», что напрямую указывало на «Дж. П. Морган и К°». И снова Морган стал главной целью кампании (как и в 1896 году). На съезде демократов Уильям Дженнингс Брайан провел резолюцию против «номинации любого кандидата в президенты, который является представителем или чем-либо обязан Дж. Пирпонту Моргану, Томасу Ф. Райану, Огасту Белмонту либо кому-то еще из жаждущих привилегий или ищущих благосклонности представителей этого класса» (после чего один из делегатов назвал Брайана человеком, стоящим у всех на пути, «хапающим деньги, ищущим привилегий и рвущимся к должностям»). Расследование дела «Монетарного треста» и его последствия окончательно определили формы и границы корпоративного регулирования, перестройки и финансового контроля.
Глава 33. Расследование дела «Монетарного треста»
Перед троном между двумя солдатами стоял Валет в цепях. Возле Короля вертелся Белый кролик — в одной руке он держал трубку, а в другой — длинный пергаментный свиток.
— Вызвать первого свидетеля, — приказал Король.
Алиса в Стране чудес
Расследование комитетом Пужоу дела «Монетарного треста» проводилось под руководством Сэмюела Антермайера. Хотя им и не удалось доказать существование монетарного треста, выявилась огромная концентрация ведомственного контроля за финансовыми ресурсами, деньгами и кредитами
[16]. Этот контроль осуществлялся посредством владения акциями, взаимосвязанных директоратов, финансового контроля за корпорациями и системы общности интересов. Дж. Пирпонт Морган, Джордж Ф. Бейкер и Джеймс Стилман (который к тому времени практически отошел от дел и не свидетельствовал по делу) были основными действующими лицами процесса централизации финансов и промышленности. Однако эти финансисты, негодуя, отбросили прочь свои короны и отрицали свою принадлежность к этой власти. Свидетельствуя по вопросу о контроле за Первым национальным банком со стороны его самого, Дж. П. Моргана и других заинтересованных лиц, Бейкер сказал:
Бейкер. По поводу данного контроля никогда не было никаких споров.
Антермайер. По поводу вашего контроля?
Бейкер. Как моего, так и любого другого.
Антермайер. Значит, никто не оспаривал ваш контроль?
Бейкер. Нет, сэр. И я сам никогда не оспаривал контроль кого-либо другого… Мы очень дружная семья, я рад это признать, и у нас не бывает никаких споров.
Семья действительно была дружной. Контроль осуществляли Бейкер и Морган. Они никогда не ссорились, а Бейкер был чем-то вроде отца Джозефа для Ришелье — Моргана. Неоднократно и почти наивно семидесятитрехлетний свидетель отрицал свою собственную власть.
