В этом движении противления крылось гораздо большее, чем это виделось Дэвисону, но его высказывания по этому поводу все же ознаменовывали ослабление его оппозиции к перестройке.
В правление президента Вудро Вильсона эта перестройка носила систематический характер, а конгресс принял важную программу реформ промышленного, финансового и социального законодательства. В то время как его высказывания были высокопарными и туманными, предложения Вильсона были исключительно практическими и сводились к учету правительством интересов различных классов и унификации капитализма. Восприняв идеи Джефферсона, Вильсон расширил правомочия правительства за пределы, установленные идеалами аграрной демократии, что было неизбежно при перестройке деятельности правительства в условиях сложной промышленной системы. В результате этой перестройки централизация и контроль промышленности и финансов окрепли и избавились от некоторых своих наихудших (отнюдь не второстепенных) злоупотреблений.
С самого начала борьба против промышленных объединений, хоть и временами причинявшая им беспокойство, укрепляла их, вынуждая к принятию легитимных и эффективных форм организации. Вильсон предлагал возродить конкуренцию, но вместо этого ввел более широкое регулирование, сместил уполномоченного Рузвельта по делам корпораций и учредил федеральную комиссию по торговле, которая обслуживала промышленность так же, как комиссия по торговле между штатами обслуживала железные дороги. В то время как федеральная комиссия по торговле купировала «несправедливые» методы конкуренции, корпоративные объединения становились все масштабнее. Более того, изменился их дух: вместо девиза «К черту эту общественность!» они восприняли лозунг «Служить народу!». Поскольку правительственное регулирование ограничивало использование пиратских методов, магнаты промышленности находили душевное успокоение в служении нации.
По результатам расследования дела «Монетарного треста» были разработаны реформы банковской системы, давно известной своими пороками. Под давлением Вильямса в 1913 году был принят закон о федеральной резервной системе, несмотря на оппозицию со стороны крупных банкиров, которые заклеймили данную систему как «политизацию банковского дела» и настаивали на учреждении одного центрального ведомства под контролем банкиров. Система федерального резерва действовала не под правительственным контролем. Совет резерва состоял из двух постоянных представителей правительства и пяти других, назначенных президентом. Настроение финансистов было пасмурным, они утверждали, что «практические соображения, стоящие на пути успешного внедрения данной системы, перевешивают все остальное». Хоть она и не решила одну из поставленных задач — ликвидировать панику, — система федерального резерва в значительной мере унифицировала и стабилизировала банковскую систему, ликвидировав многие злоупотребления и условия, которые во время паники вызывали необходимость финансовой диктатуры (такой, как диктатура Дж. Пирпонта Моргана в 1907 году).
Другим результатом расследования дела «Монетарного треста» явился запрет (закон Клейтона, принятый в октябре 1914 года) на организацию взаимосвязанных директоратов в банках, а частным банкирам было строго запрещено работать такими директорами. Дж. Пирпонт Морган-младший незамедлительно ушел с постов директоров в банке «Нэшнл сити» и Национальном коммерческом банке, а его партнеры вышли из советов других банков. Дом Морганов пошел еще дальше. Заявив, что такие директораты были серьезным бременем в наше время, и учитывая изменение общественного мнения в отношении таких директоратов, Морган и партнеры отказались от тридцати своих постов в директоратах нефинансовых корпораций. Сам Морган оставил восемнадцать постов и полностью ушел из «Нью-Хейвен», «Нью-Йорк сентрал» и «Америкен телефон и телеграф». (Комиссия по торговле между штатами проводила расследование деятельности всех этих трех организаций.) Вместе с тем «Дж. П. Морган и К°» сохранила за собой тридцать три места в директоратах и организовала дело так, что по одному представителю осталось в советах наиболее важных корпораций, находившихся под контролем и влиянием дома Морганов.
Такие нововведения лишь слегка изменили форму, но оставили прежней суть финансовой централизации и контроля. Дом Морганов продолжал поддерживать тесную связь с Первым национальным банком, Коммерческим банком, банком «Нэшнл сити», «Чейз нэшнл» и другими банками и финансовыми учреждениями. Вместо сравнительно свободной системы общности интересов и взаимосвязанных директоратов, которая теперь стала незаконной, банки продолжили консолидацию и объединение, производя ведомственную централизацию финансовых ресурсов в гораздо большей степени, чем в прежние дни Моргана. Финансовый контроль корпоративных предприятий также не ослабел, наоборот, по мере появления более крупных объединений цели финансового контроля расширялись и углублялись.
В конечном итоге все законодательство Вильсона, невзирая на его обещание возродить конкуренцию, лишь укрепило всю систему большого бизнеса. Несмотря на это, представители большого бизнеса яростно нападали на Вильсона и занимались перестройкой только по принуждению. Новый хозяин дома Морганов, несмотря на частичное признание Дэвисоном конструктивных аспектов борьбы против корпоративного бизнеса, оставался полностью реакционным в своих взглядах. Сын явно стоил своего отца, когда Дж. Пирпонт Морган-младший так сказал в частной беседе: «Политики не желают помогать бизнесу в этой стране, и народ не хочет, чтобы они это делали. Об этом хвастают в Вашингтоне, и так настроено общество. Если бы господин Вильсон и другие политики считали, что восемьдесят процентов населения поддерживает оказание содействия бизнесу, они бы ему помогли. Но хочет ли народ этой страны помочь бизнесу? Думаю, что общественность была настроена против бизнеса еще с 1890 года, когда был принят антимонопольный закон Шермана. В политических партиях нет никакого различия, за исключением чуть меньшей фракционности республиканцев. Кто еще сделал больше, чем Теодор Рузвельт, чтобы развить бизнес? Бесполезно заниматься просвещением людей. Они поймут, только когда увидят результаты, и тогда они повернутся к своим лидерам и скажут: „Да, мы соглашались с вами, когда вы нападали на бизнес, но вы должны были нам сказать, что мы ошибались, а теперь уходите прочь!“ Законодательство направлено, и направлено жестко, против бизнеса, на разрушения ценностей. Но в данное время никто ничего не может сказать или сделать. Настроения общественности должны пройти положенный им путь».
Бурбоны бизнеса ничего не забыли и ничему не научились. Они ответили Вильсону так же, как ответили Рузвельту: «Оставьте нас в покое!» Но оставить их в покое было уже невозможно. Они оказались неспособными избавиться от огромных злоупотреблений, перестроить и унифицировать свою систему. Возмущение общества сохранялось и могло стать опасным. Администрация Вильсона прислушивалась к общественному мнению и приняла законодательство в интересах фермеров и рабочих, против которого яростно выступал большой бизнес, особенно против исключения сельскохозяйственных и рабочих организаций из сферы антимонопольного законодательства. В 1915 году комиссия по делам промышленности расследовала волнения на производстве в ответ на растущую волну протестов рабочих и забастовок. Моргану пришлось свидетельствовать на слушании дела, где он, «беззаботно посмеиваясь», утверждал, что абсолютно ничего не знал о том, сколько должен длиться рабочий день, в каком возрасте дети могут начинать работать, об отношениях между капиталом и рабочими и о несправедливом распределении богатств. Эти вопросы выводили его из себя. Во время допроса, который вел председательствующий Фрэнк П. Уолш, Морган свидетельствовал:
