Финансисты были вполне искренни, когда заявляли, что не хотят войны, то есть любой широкомасштабной войны, которая мешает бизнесу, хотя у них редко вызывают возражения «маленькие локальные войны» против колониальных народов. Таким образом, финансисты подготавливают условия для международной конкуренции и антагонизмов, приводящих к войнам.
Крупные корпорации, взаимосвязанные с домом Морганов (и другими), преследовали цели бизнеса, но на каждом участке они провоцировали возникновение антагонизмов. Мир и спокойствие в офисе банкира не характерны для людей, которые в полевых условиях ведут борьбу за рынки, инвестиции, концессии и естественные ресурсы. Они пускают в ход зубы и когти. Пиратские методы в сфере бизнеса в значительной мере подавлены в самих Соединенных Штатах, но их широко используют американские бизнесмены, когда сталкиваются с другими бизнесменами — их международными конкурентами. Американские концессионеры в Латинской Америке эксплуатируют аборигенов, манипулируют местными правительствами и зачастую инициируют государственные перевороты. Они презрительно относятся к людям, на которых делают свои деньги. В итоге созданные ими антагонизмы перевешивают взаимопонимание.
Более серьезным оказался антагонизм, который возник между американскими объединениями и объединениями других стран. Соединенные Штаты, Британия, Франция и Германия являются крупными международными конкурентами, воюющими друг с другом за бизнес, жестоко и ничем не гнушаясь. На то время самая острая борьба велась между Соединенными Штатами и Британией, мировое господство коей увядало (хотя британские иностранные инвестиции все еще превышали американские на четыре миллиарда долларов). Американский бизнес вытеснил британский из Латинской Америки, превратил Канаду в свою экономическую колонию, вторгся в другие доминионы и значительно увеличил свою долю в торговле с Индией, уменьшив долю Британии. Американский капитал вторгся даже в саму Британию, и она была вынуждена принимать меры по ограничению американского контроля за крупными объединениями. Соперники сталкивались лбами в Европе, Африке и Азии, конкурируя в области торговли, инвестиций, нефти, резины, металлов, коммуникаций и многого другого. С обеих сторон эта борьба была жестокой и беспринципной. Вторгаясь на мировые рынки, Соединенные Штаты увеличивали свои тарифы до небывалых высот, что вызывало обратную реакцию и международную напряженность. Войны тарифов никогда не приводят к международному взаимопониманию. По мнению лондонской «Таймс», американские тарифы 1930 года вызывали необходимость принятия контрмер в качестве самозащиты. Многие британские банкиры и промышленники, которые в прошлом поддерживали свободную торговлю, теперь стали радеть за протекционизм и экономическое единство для укрепления империи, особенно в войне с бизнесом Соединенных Штатов.
Проанализировав множественные антагонизмы между Британией и Соединенными Штатами, один американский писатель сказал: «Либо Британия мирно признает превосходство Америки, либо это превосходство будет доказано на полях кровавых сражений».
Другими словами: «Убирайтесь! Мир принадлежит нам!» Но ни одна великая держава никогда добровольно не уступит своего первенства. Британия оставалась мощной экономической и морской державой. Последнее средство решения международных споров — это арбитраж меча. Между Соединенными Штатами и Британией шли активные переговоры о мире, делались широкие жесты понимания и дружбы, но под сенью всего этого велась жестокая и непримиримая борьба за экономическое превосходство в мире, напоминавшая довоенные переговоры о мире и взаимопонимании между Британией и Германией.
Существовали и другие антагонизмы. Франция вновь занялась экспортом капитала, а ее империализм получил более прочную промышленную основу в виде крупной железоплавильной и сталелитейной промышленности, созданной после войны. Стонавшая под ярмом репараций Германия вновь начала борьбу за «место под солнцем», претендуя на статус мировой державы. Британию очень беспокоил ее экономический спад. Советская Россия бросила вызов капиталистическому миру, который настороженно наблюдал за созданием нового экономического порядка. Существовали даже континентальные антагонизмы: между Европой и Азией, Европой и Соединенными Штатами, Соединенными Штатами и Латинской Америкой.
Колониальные народы бунтовали, а империалистические нации вели маленькие локальные войны, как в «мирные, довоенные» времена. Британия ответила на требование Индии о независимости аэропланами и пулеметами. Франция жестоко подавила восстания в Индокитае, а Голландия — в Ост-Индии. Бельгия продолжала жестоко править в Конго. Италия жаждала новых колоний. Соединенные Штаты предприняли военную интервенцию на Карибах, американизируя Ирландию, Индию и Египет, и предотвратили свержение деспотичного режима на Кубе.
В это дьявольское варево множащихся международных антагонизмов Лига Наций добавила несколько капель святой воды, но, в конце концов, это была лишь вода. Рост международного недоверия перевешивал международное взаимопонимание. Возможность других «войн до победного конца во имя демократии и прогресса» оставалась на повестке дня. Le plus se change, le plus c'est la meme chose. Между тем наука создавала все более разрушительные вооружения, делая войну машин все более угрожающей. Эта была гонка между катастрофой и социальной реорганизацией…
Американская мировая мощь явилась результатом движения, начатого еще в 1898 году, окрепшего в ходе мировой войны и основанного на наиболее эффективном экономическом механизме в мире. Этот механизм, после решения Верховного суда, принятого в 1920 году и запрещавшего роспуск «Юнайтед стейтс стил корпорейшн», продолжил движение к консолидации, объединению и централизации. За три месяца 1929 года произошло сорок два слияния, корпоративные активы которых составили двенадцать миллиардов долларов. Концентрация и централизация стали гораздо масштабней, чем до войны. Если раньше концентрация охватывала в основном базовые отрасли промышленности, то теперь она охватывала весь бизнес. Об этом свидетельствовал тот факт, что в области розничной торговли стали преобладать сетевые магазины.
В 1925 году десять тысяч пятьсот восемьдесят три производственных предприятия, 5,6 процента от общего числа, использовали труд 56,8 процента всех фабричных рабочих и производили 67,8 процента всей продукции. Но концентрация производства была гораздо шире, чем о том свидетельствовала статистика. Многие с виду независимые предприятия фактически входили в состав более крупных корпоративных объединений. Эту концентрацию легче проследить на примере распределения корпоративных прибылей. В 1923 году тысяча двадцать шесть корпораций, четверть процента от общего числа, получили 47,9 процента от общей корпоративной прибыли, а в 1927 году — 51,5 процента. Эти доминирующие корпорации представляли одну треть от всей корпоративной капитализации, главенствуя в экономической жизни Америки.
Как и в довоенный период, существовали два аспекта концентрации и централизации. Один заключался в увеличении эффективности производства, а другой — в финансовом контроле и централизации прибылей. В большей степени эта концентрация оправдана только с точки зрения централизации финансового контроля и прибылей, но не в плане производственной эффективности. Она олицетворяет собой слияние и консолидацию финансовой мощи.
